— Н-да, дерьмо не тонет, — пробормотал капитан.
— Что, простите?
— Не важно, — грубовато ответил Лад.
— Так Рассел жив?
— К вашему сожалению, да.
— Я не жалею об этом, мне все равно.
— И напрасно, если бы не он, возможно для вас все обернулось иначе. Он сообщил, что вы были пьяны, когда заступали на вахту, и даже пытались оспаривать его приказы. Поскольку других свидетелей данного инцидента нет, то это его слово против вашего.
— И трибунал, конечно, предпочел поверить господину майору? — В голосе Лада звучала издевка. Он уже понял, что в сложившейся ситуации министерство обороны решило пойти наиболее простым путем. Ведь проблемы нет, если он уже месяц как гражданское лицо, в этом случае и военное ведомство не при делах. Наверняка лживые показания Рассела имелись давно, но им никто не придавал значения. Но теперь они пришлись очень кстати. Стиснув зубы, Лад цинично посмотрел полковнику в глаза: — Я все понял.
— Не сомневался, что так и будет.
Лад присел на койку и прислонился спиной к стене.
Синан молчал, не зная, что сказать, а Ладу было плевать — пусть хоть год тут стоит столбом.
— И все-таки, — не выдержал Ладимир. Он все никак не мог поверить в происходящее. — Император лично вручал мне орден Трех созвездий. Хотите сказать, что он ошибся?
— Не хочу, — ответил трибун, — Император не может ошибаться. Именно поэтому трибунал провел закрытое слушание и принял заочное решение. Думаю, вам интересно будет знать, что у вас остается ваша пенсия и право наследования потомками офицерских привилегий. Но тем не менее сейчас вы лицо гражданское и попадаете под юрисдикцию гражданского законодательства. Я считаю, что со стороны министерства обороны инцидент исчерпан и моя миссия завершена. Копия документа, — полковник кивком указал на лист в руках Ладимира, — направлена в инстанцию, занимающуюся разбирательством вашего дела.
Лад не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Все это не укладывалось у него в голове.
«Нет, не может быть! Это неправда! Это все Изотов подстроил! Нет! Нет! Нет!» — бились мысли, как птицы в клетке, и слова трибуна едва доходили до него, пробиваясь сквозь затуманенный ядом предательства мозг.
— Я скажу вам без протокола. Понимаете, капитан, вся ваша ситуация — это щелчок по носу чести императора. Щелчок, от которого не уклонишься и который придется стерпеть. Вот если бы вы погибли, вопросов не возникло.
Ладимир провел по лицу рукой, словно прогоняя сон, потом посмотрел полковнику в глаза:
— Хочешь сказать, что мне нужно было умереть?
Полковник пожал плечами:
— Скажем так — это решило бы множество проблем.
Ладимир вскочил, отшвырнув бланк приказа, схватил чиновника за грудки и приложил спиной о стену.
Тот не сопротивлялся и смотрел на Лада совершенно спокойно.
Злость и обида бушевали у капитана внутри. Казалось, вся накопившаяся ярость была заключена сейчас в кулаках, стиснувших материал мундира полковника. Ладу неимоверно хотелось выпустить ее на волю. Ему просто физически было необходимо сейчас что-нибудь сломать или разрушить…
Но в какой-то миг взгляд Ладимира изменился, кулаки разжались — Синан не смог сдержать облегченный вздох, — капитан опустил внезапно потухший взгляд и, понурив голову, отошел от полковника.
— Это большая политика, капитан, — сказал трибун, оправляя мундир и поднимая выпавший из рук шаблон.
— Это большая политика, капитан, — сказал трибун, оправляя мундир и поднимая выпавший из рук шаблон. — Вам не посчастливилось попасть в ее жернова. Она перемелет вас, даже не заметив. Сожалею, но ничем не могу помочь. Такова жизнь, капитан. Прощайте.
Полковник вышел из камеры, дверь закрылась, защелкали замки. Лад смотрел на пластик стены. Внутри у него были такие же пустота и безразличие, как и во взгляде, а в ушах звучали слова полковника: «Такова жизнь… такова жизнь… се ля ви…»
* * *
Первым посетителем после трибуна, сообщившего Ладимиру, что тот больше не состоит на службе у императора, был Изотов. Он пришел в сопровождении тюремного смотрителя, который заковал Лада в наручники и встал позади.
Капитан улыбнулся бы такой предусмотрительности, если бы ему не было все равно.
Изотов, как всегда одетый с иголочки, взял табурет и расположился напротив, закинув ногу на ногу.
— Здравствуйте, капитан, — сказал он. Не дождавшись ответа, Виктор продолжил: — Не думайте, что я пришел позлорадствовать, вовсе нет. Наоборот, я в какой-то степени благодарен вам — сложившаяся ситуация благотворно сказывается на моей карьере и жалованье. Простым подавлением бунта я бы такого не добился. Ваше участие и последующий арест наделал много шума. Столько журналистов сразу я не видел уже давно. Вы снова в центре внимания, можно сказать — звезда.
Он выжидающе посмотрел на Лада, но тот не произнес ни слова.
— Ну что же. Понимаю вашу обиду. В предательстве мало приятного, но такова жизнь. Рассматривайте это не как предательство, а как жертву. Думаю, в канцелярии считают именно так — они жертвуют вами, чтобы с достоинством выйти из довольно щекотливого, с политической точки зрения, положения. Также я понимаю, что вам от этого не легче. Не знаю, что лучше: оказаться преданным или стать разменной фигурой в игре власть имущих. И чтобы было чуть менее… э-э… тяжко, вот возьмите. — Он достал из внутреннего кармана тонкую фляжку и поставил на стол. — Сош. Не отказывайтесь. В программу автоповара этот напиток не заложен. И думаю, в ближайшие несколько лет вы вряд ли его еще попробуете. Я хотел сообщить вам, что суд назначен на завтра на девять утра, и примерно представляю, каков будет результат — его не сложно предугадать.