И тут же раздался голос, подобный мысли, но столь внушительный, что Инди тотчас понял: это не порождение его собственного разума. Словно эта мысль исходила от двуглавого орла.
Обладать мною дано лишь тому, в ком нет коварства; в ком жар страстей переплавился в тепло человеческого сострадания, природное невежество — в святую мудрость, самолюбие — в самоотречение; ибо я — священный символ безмерного величия, высочайшего совершенства и абсолютной истины. Я — символ стража врат, ибо один мой взор обращен к светозарному лику Творца моего, а второй — к бескрайней вселенной, созданной Им. В лапах я сжимаю аликорн — пламенеющий огнь духа, исторгший чудо моего бытия. Я символ Посвящающего в таинство, веками несущего на своей спине Ганимеда к лику богов.
Свет вдруг померк. Инди оглянулся на треугольник входа. Тот запульсировал, открываясь и закрываясь, открываясь и закрываясь — и с каждой пульсацией тоннель становился все меньше и тесней, стягиваясь, будто зрачок. Инди понял, что надо убираться отсюда, и побыстрей, чтобы не оказаться в ловушке навечно. Но остаться было бы так легко! Часть сознания понукала его броситься в бегство, но вторая вопрошала: «Но к чему? Что может быть лучше, чем углубляться все дальше и дальше в теплые объятья нижнего мира?»
Словно вспышка света озарила сознание Инди. Это нижний мир! Человеку здесь не место. Здесь нельзя оставаться. Бросившись к выходу, Инди упал на четвереньки и пополз.
Но отверстие стало чересчур тесным, угрожая вот-вот сомкнуться. Инди распластался на животе, что есть сил извиваясь в узком тоннеле, охваченный страхом застрять, увязнуть в скале врат нижнего мира.
Высунув из сжимающегося отверстия голову, Инди протиснул следом руку, оперся ладонью о стену, высвободился и упал на изрытый пол. Благовест оборвался. Солнечные лучи больше не пробивались сквозь щель в скале, коридор погрузился во мрак. Уперевшись ногами в края ямы, Инди сел и утер мокрый лоб.
Сакральные знаки анасаси остались на своем месте, все те же, что и вначале — но от треугольного отверстия не осталось и следа. Изумление мало-помалу уступило место подозрительности. Должно быть, это какая-то иллюзия, очередной фокус Агуилы. Инди просто видел то, что нужно было индейскому шаману. После того как Инди напился чаю, Агуила загипнотизировал его, внедрив в сознание определенные мысли. «Когда ты увидишь эти символы, с тобой случится то-то и то-то».
Тут взгляд Инди упал на предмет, оказавшийся в руках — великолепный скипетр из серебра и слоновой кости. Это рог единорога! Надо полагать, он был как-нибудь замаскирован, другого логичного объяснения просто не существует. Несмотря на уверенность, что пал жертвой галлюцинации, Инди не мог не почувствовать благоговения перед жезлом, воплотившим в себе миф и реальность, драгоценную реликвию и живое наследие далекого прошлого.
ГЛАВА 17. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ
— Неплохо сработано, Инди! Где ты его нашел? — в конце коридора замаячила долговязая фигура Шеннона.
— Джек, что с тобой было? Что ты здесь делаешь?
— Ничего особенного. По-моему, будет лучше, если ты отдашь эту штуку мне.
— Как?!
Что-то тут не так. На Шеннона это не похоже. Но тут Инди заметил темный силуэт позади Шеннона и понял, что это Уолкотт.
— Инди, он уткнул пистолет мне в ребра и пустит его в ход, если ты не сделаешь, как велено.
Уолкотт передал Шеннону длинный футляр с крышкой на рояльных петлях, назначение которого стало ясно с первого же взгляда.
— Положи его туда, Джонс! Живо!
Инди с удовольствием огрел бы Уолкотта двуглавым орлом по голове, но тот предпочел не рисковать, не только отгородившись от Инди Шенноном, но и взведя курок своего пистолета.
— Уолкотт, скажи честно, на что он тебе?
— Отвезти его в Италию.
— И что же, ты хочешь продать его Муссолини? — засмеялся Инди.
— Неплохая догадка, но ты промахнулся. Так уж получилось, что в аликорне заинтересован один из противников диктатора. Он даже думает, что рог защитит его от Муссолини.
— Не верю.
— Ты же знаешь, что раньше рога единорогов были в большом почете у попов. Правду говоря, этот самый жезл двести лет назад изъят из собора Святого Марка в Венеции.
— Ну так что ж?
— Мой наниматель, синьор Кальдероне — человек весьма набожный, а заодно — сильный соперник дуче. Он верит в силу аликорна. — В голосе Уолкотта не было ни малейшей тени насмешки. Инди и сам никогда не питал восторгов перед Муссолини, но раз в этом деле замешан Уолкотт, то жезла ему не видать, если слово Инди хоть что-нибудь, да значит.
— Ласково положи его в футляр, — приказал англичанин.
— Делай, как он говорит, Инди.
Инди неохотно уложил жезл на красный бархат, а Шеннон сунул футляр Уолкотту под мышку здоровой руки.
— Только дернись, Шеннон, и ты мертвец, — предупредил Уолкотт.
— Если этот Кальдероне узнает о том, что случилось с владельцами жезла за последние двести лет, сделка покажется ему не столь уж удачной, — заметил Инди, пытаясь оттянуть время.
— Смитти болтал что-то о проклятии. Я не верю в подобную ахинею, да и ты сам вряд ли веришь. Но я искренне признателен за твою заботу о моем нанимателе. — Уолкотт издал угрожающий гортанный смешок. — Но увы, ни одного из вас не будет поблизости, чтобы поведать ему об этом.