Как раз сейчас Инди разглядывал спираль, выгравированную в скале. Судя по форме, она может означать солнце, но уверенности в этом Инди не испытывал. Тут ход его мыслей был прерван бормотанием, раздавшимся в нескольких футах от него.
— Что ты сказал, Джек?
— Да вот ломаю голову над этими анасаси. О них ничего не слышно. Во всяком случае, я не слыхал.
Кстати, что с ними сталось?
Инди обернулся к долговязому рыжеволосому спутнику, откручивавшему крышку фляги. Джек Шеннон — его старый друг из Чикаго, ныне перебравшийся в Сан-Франциско. Они не виделись уже пару лет, и когда Инди сообщил, что собирается провести лето в Четырех Углах, Шеннон устроил свои дела так, чтобы тоже выбраться сюда. Они встретились сегодня утром в Крутом Утесе, вскоре после того, как Инди купил «Форд» двадцать четвертого года выпуска. Машина была выставлена на главной улице городка для продажи. Инди уплатил за нее пятьдесят семь долларов пятьдесят центов — довольно приемлемую цену, хотя Шеннон и усомнился в этом.
— Индейцы анасаси исчезли примерно в тринадцатом веке.
— Просто взяли и исчезли?
— Ну, не все сразу. Они построили здесь в пустыне высокоразвитую цивилизацию, а потом все обернулось к худшему. Быть может, причиной послужила великая засуха или вторжение кочевников. Как бы там ни было, они покинули эти края. Цивилизации подобны людям — постепенно дряхлеют и умирают. Некоторые живут дольше прочих.
— А куда же они двинулись?
Инди пожал плечами.
— Вероятно, на юг, где образовали племена, которые мы называем хопи и пуэбло.
— По-моему, эти анасаси несколько пресытились, — заявил Шеннон. — Может, это их и добило. Ну, знаешь, вроде римлян.
— Ты что городишь? — Инди посмотрел на друга, как на полоумного.
Шеннон сделал изрядный глоток и протянул флягу Инди, но тот лишь покачал головой. Будучи по профессии джаз-музыкантом, Шеннон обладает лишь самыми зачаточными познаниями в археологии, но всегда имеет собственное мнение по любому вопросу. Указав на изображение горбуна-флейтиста, выставившего на показ грандиозный фаллос, Шеннон изрек:
— Если б я играл на трубе, как этот тип, то сразу понял бы, что качусь под уклон.
— Это Кокопелли — бродячий горбатый флейтист, обольщавший созревших девушек в каждой деревне, которую навещал. Он является символом плодородия. Горб на самом деле может являться всего лишь котомкой.
Поразмыслив над сказанным, Шеннон заметил:
— Я просто представил себе, какую он исполнял музыку — хриплую, пьянящую, с множеством прямо-таки пронзительных переливов, ты меня понимаешь. Подобная музыка гипнотизирует, захватывает тебя в свои сети.
— А знаешь, в этом что-то есть, — рассмеялся Инди.
— Он играет, обращаясь прямо к душе, — продолжал Шеннон. — Ты пойдешь на все ради этого парня, только бы снова услышать волшебную флейту.
— Если кто спросит, ты мой древнемузыкальный переводчик, — Инди хлопнул друга по спине.
— Эй, кого это ты называешь древним? Тебе и самому под тридцать!
— Я вовсе не то имел в виду. Пошли. Давай еще посмотрим, прежде чем возвращаться.
— Ты ступай, а я подожду у машины.
Инди заранее знал, что у Шеннона не тот темперамент, чтобы целый день глазеть на скалы, но все же удивился, что Джек так быстро исчерпал запас своей любознательности; они не пробыли здесь и получаса.
— Что стряслось? Ты уже устал?
— Просто видел уже достаточно, вот и все. К тому же, я думал, что это будет разноцветная живопись красками, а это царапины на камне.
— Эти царапины, как ты их назвал — петроглифы.
В других местах есть и рисунки красками, известные как пиктографы. Вот и все наскальное искусство.
— Если хочешь знать мое мнение, то, по-моему, это работа детишек, которым нечем было заняться, — вздернул Шеннон плечи, явно испытывая терпение Инди, но тот сохранял невозмутимость.
— Поначалу может так показаться, но чем глубже вникаешь, тем лучше понимаешь, что во всем этом есть система и смысл. Анасаси относились к своему наскальному искусству весьма серьезно. Это совсем не то, что рисование на стенах общественных туалетов.
Шеннон через плечо оглянулся на Кокопелли.
— Ну, на сей счет мне ничего не ведомо.
Не успел он договорить, как нога его соскользнула с камня, и Джек съехал футов на пять вниз.
— Ты цел?
— Ага, — Шеннон отряхнул ладони. — Как огурчик. Увидимся внизу.
— Я спущусь минут через пять! — крикнул Инди вслед приятелю, спускающемуся со скалы в долину реки.
Как бы Джек не перекраивал свою жизнь, он всегда оставался для Инди все тем же. С уходом в джаз ерничество стало неотъемлемой частью его жизни, но Джек остался настоящим другом, несмотря ни на что. Года три назад, душой стремясь к джазу и запутавшись в гангстерских перипетиях, Шеннон примкнул к евангелистам, проповедовавшим буквальную трактовку Библии. После переезда в Сан-Франциско он нашел схожую церковь. Быть может, он кажется Инди все тем же, потому что не настолько глуп, чтобы проповедовать перед другом. Нет никаких сомнений, что Библия Шеннона лежит в его багаже.
Пробираясь по уступу, Инди осматривал один петроглиф за другим. Больше всего его пленяло то, что слабые, почти неразличимые изображения мешаются с более четкими, явно созданными намного позже. Это означает, что веков шесть назад кто-то стоял тут, процарапывая изображение овцы рядом с птицей, изображенной веков за пять до того.