Романтика и аскетизм, любовные приключения и пуританство
одинаково нереальны в безбрежном мире филистеров. Мир, показанный нам в
книгах (будь то знаменитые эпопеи или освященные евангелия), в сводах
законов, в политических выступлениях, в философских системах,- это мир
вторичный, отраженный и осмысленный необычными людьми, наделенными особым
творческим талантом и темпераментом. Для нас с Вами сие небезопасно — ведь
человек, осмысляющий жизнь не так, как большинство, это помешанный, а
старинный обычай поклоняться помешанным уступает место другому обычаю —
сажать их под замок. И поскольку то, что мы называем образованием и
культурой, сводится к замене личного опыта чтением, жизни — литературой, а
реальной современности — устаревшим вымыслом, то образование, как Вы,
конечно, убедились в Оксфорде, вытесняет всякий ум, недостаточно
проницательный для того, чтобы разгадать самозванцев и понять, что классики
мирового искусства — это всего лишь держатели патентов на сомнительные
методы мышления и что изготовляют они весьма сомнительные и для большинства
людей верные лишь наполовину отображения жизни. Школьник, который
употребляет том Гомера в качестве снаряда и запускает им в товарища,
возможно, употребляет этого автора наиболее безопасным и разумным способом,
и я с радостью замечаю, что теперь, в зрелую пору, Вы временами поступаете
так же с Аристотелем.
К счастью для нас, чьи умы литература развила и культивировала, все эти
трактаты, поэмы и прочие писания отчасти создаются все-таки самой жизнью,
которая старается осмыслить свой путь и избежать слепых поисков направлений
наименьшего сопротивления. Поэтому в иных книгах мы обнаруживаем стремление
к правде, точнее, во всех книгах, написанных о таких вещах, в которых автор,
будь он даже семи пядей во лбу, руководствуется обыкновенным здравым смыслом
и не имеет никакой корысти. У Коперника не было причин вводить своих
современников в заблуждение насчет местоположения солнца в нашей планетной
системе; он искал его с той же искренностью, с какой пастух ищет дорогу в
тумане. Но если бы Коперник принялся сочинять роман о любви, то тут бы он на
научных позициях не устоял. В отношениях с женщиной гениальному мужчине не
грозит капкан, подстерегающий обыкновенного мужчину, а гениальной женщине не
грозит оказаться в плену узких задач обыкновенной женщины. Вот почему наши
священные писания и прочие произведения искусства, когда они доходят до
любви, отступаются от честных попыток подойти к проблеме научно и несут
романтический вздор, впадают в эротический экстаз или строгий аскетизм, к
которому приходит пресыщение («Дорога излишеств приводит к дворцу мудрости»,
— сказал Уильям Блейк, считавший, что «не узнаешь меры, пока не узнал
излишеств»).
У проблемы секса есть и политический аспект, слишком серьезный для моей
комедии, но и слишком важный, я мог умолчать о нем, не впадая в преступное
легкомыслие.
У проблемы секса есть и политический аспект, слишком серьезный для моей
комедии, но и слишком важный, я мог умолчать о нем, не впадая в преступное
легкомыслие. Показывая, что инициатива в любовных сделках по сию пору
принадлежит женщине и закрепляется за ней все более благодаря подавлению
мужского своеволия и осуждению домогательств со стороны мужчин, поневоле
начинаешь размышлять о какое огромное политическое значение имеет эта
инициатива: ведь наш политический эксперимент с демократией, этим последним
прибежищем мелочного и неумелого правительства, погубит нас, если окажется,
что наших граждан выращивают из рук вон плохо.
Когда мы с Вами родились, этой страной еще управлял избранный класс,
размножавшийся путем политических браков. Коммерческий класс тогда еще и
четверти века не пробыл у власти и, в свою очередь, подвергался отбору по
денежному цензу, а размножался путем если не политических, то во всяком
случае исключительно классовых браков. Аристократия и плутократия и сейчас
еще поставляют номинальных политических деятелей, но эти последние теперь
зависят от голосов беспорядочно размножающихся масс. И происходит это,
позволю себе заметить, как раз в такой момент, когда политическая
деятельность меняет свой характер. Если прежде она сводилась к случайному и
ограниченному вмешательству в жизнь общества (путем беспринципного
назначения на государственные должности и прочих перемещений внутри
перенаселенного островка, время от времени сотрясаемого бессмысленными
династическими войнами), то теперь она сосредоточивается на промышленном
переустройстве Британии, создании международного, по сути дела, государства
и дележе всей Африки, а возможно и всей Азии, между цивилизованными
державами. Верите ли Вы, что люди, чьи представления об обществе и
поведении, чье умение думать и сфера интересов отражаются в нынешнем
состоянии британского театра, действительно могут справиться с этой
колоссальной задачей? Могут понять и поддержать такие умы и характеры,
которые в будущем окажутся способны с нею справиться — хотя бы кое-как? Не
забывайте: в кабинки для голосования приходят те самые зрители, которых мы
видим в партере и на галерке. Мы все сейчас под властью того, что Берк
называл «копыта свиных стад». Выражение Берка было чрезвычайно обидно,
потому что оно хотя и относилось ко всему человечеству, но делало исключение
для избранных и таким образом становилось классовым оскорблением; к тому же,
прежде чем говорить такое, Берку следовало бы на себя поглядеть. Несмотря на
политические браки, оберегавшие породу, аристократия, которую он защищал, ум
свой порастеряла из-за глупых учителей и гувернанток, характер погубила
незаслуженной роскошью, а чувство собственного достоинства безнадежно
подорвала лестью и лакейством.