Самая завистливая соперница не разглядела бы в моей подруге столько
изъянов, сколько видел я. Я не был обманут; я взял ее, не одурманивая
себя наркозом.
Донна Анна. Но вы ее взяли.
Дон Жуан. В этом и заключалось откровение. До той минуты я никогда не терял
господства над самим собой, никогда сознательно не делал шага, пока мой
разум не обсудит и не одобрит его. Я мнил себя существом сугубо
рационалистического склада, мыслителем. Вместе с глупым философом я
восклицал: «Я мыслю, следовательно я существую». Но Женщина научила
меня говорить: «Я существую, следовательно я мыслю». И еще «Я хотел бы
мыслить еще глубже, следовательно я должен существовать еще
интенсивнее».
Статуя. Все это ужасно абстрактно и метафизично, Жуан. Если б вы были более
конкретны и излагали свои мысли в виде занимательных анекдотов о своих
любовных похождениях, вас было бы куда легче слушать.
Дон Жуан. Ах, ну что тут еще говорить! Разве вы не понимаете, что, когда я
оказался лицом к лицу с Женщиной, каждый фибр моего незатуманенного,
мысляшего мозга советовал мне пощадить ее и спасти себя. Моя
нравственность говорила: нет. Моя совесть говорила: нет. Мое рыцарское
чувство и жалость к ней говорили: нет. Моя осторожность и опасение за
себя говорили: нет. Мое ухо, искушенное тысячью песен и симфоний, мой
глаз, изощренный в созерцании тысячи картин, не знали пощады, по
косточкам разбирая ее голос, ее черты, ее краски. Я улавливал в ней
предательское сходство с ее папашей и мамашей, по которому можно было
угадать, чем она станет через тридцать лет. Я отмечал блеск золотого
зуба в ее смеющемся ротике; вдыхая ее аромат, размышлял об отправлениях
ее нервной системы. Романтические грезы, в которых я шествовал по
райским долинам руку об руку с бессмертным, вечно юным созданием из
кораллов и слоновой кости, покинули меня в этот великий час. Я
вспоминал их, тщетно стараясь вернуть их обманчивую красоту; но они
теперь казались мне пустой выдумкой; мое суждение оставалось
неподкупным; на каждую попытку мозг мой сурово отвечал: нет. И вот, в
ту самую минуту, когда я готовился принести даме свои извинения, Жизнь
схватила меня и швырнула в ее объятия, как моряк швыряет объедки рыбы в
клюв чайки или альбатроса.
Статуя. Могли бы и не раздумывать столько.
Статуя. Могли бы и не раздумывать столько. У вас та же беда, Жуан, что и у
всех умных людей: мозгов слишком много.
Дьявол. Но скажите, сеньор Дон Жуан, разве после этого вы не почувствовали
себя счастливее?
Дон Жуан. Счастливее — нет; умнее — да. В это мгновение я впервые познал
самого себя, и через себя — мир. Я понял, как бесполезны всякие попытки
ограничить условиями ту неотразимую силу, которая зовется Жизнью;
проповедовать осторожность, тщательный выбор, добродетель, честь и
целомудрие…
Донна Анна. Дон Жуан! Критикуя целомудрие, вы оскорбляете меня.
Дон Жуан. Ваше целомудрие я не критикую, сеньора, поскольку оно привело к
появлению мужа и двенадцати детей. Будь вы даже распутницей из
распутниц, вы не могли бы сделать больше.
Донна Анна. Я могла бы иметь двенадцать мужей и ни одного ребенка; об этом
вы не подумали, Жуан. И позвольте вам заметить, что человеческий род,
ныне пополненный моими усилиями, потерпел бы от этого значительный
ущерб.
Статуя. Браво, Анна! Жуан, вы побеждены, разбиты, уничтожены.
Дон Жуан. Вовсе нет, хотя это действительно был бы существенный ущерб. Я
согласен, что донна Анна коснулась сути дела. Но тут ни при чем любовь,
целомудрие или даже постоянство, потому что двенадцать детей от
двенадцати разных отцов, быть может, еще лучше способствовали бы
пополнению человеческого рода. Предположим, мой друг Оттавио умер бы,
когда вам было тридцать лет; вы бы, конечно, недолго вдовели — для
этого вы были слишком красивы. Предположим далее, что его преемник
умер, когда вам было сорок; вы бы все еще были неотразимы, а женщина,
которая дважды была замужем, выйдет и в третий раз, если ей
представится к тому возможность. Во всяком случае, нет ничего
невозможного или предосудительного в том, чтобы одна почтенная дама
родила в течение своей жизни двенадцать детей от трех разных мужей. По
всей вероятности, такая дама меньше оскорбляет закон, чем бедная
девушка, родившая одного незаконного ребенка, которую мы обливаем
грязью за это. Но осмелитесь ли вы утверждать, что она более строга к
себе?
Донна Анна. Она более добродетельна; для меня этого достаточно.
Дон Жуан. В таком случае добродетель, очевидно, профессиональный признак
женатых и замужних. Давайте смотреть на вещи просто, дорогая Анна. Сила
Жизни уважает институт брака лишь потому, что она сама изобрела его,
чтобы увеличить рождаемость и улучшить заботу о детях.
Честь,
целомудрие и прочие ваши нравственные фикции ни в малой степени ее не
интересуют. Брак — самое непотребное из всех человеческих
установлений…
Донна Анна. Жуан!
Статуя (протестующе). Ну, знаете ли…
Дон Жуан (твердо). Да, самое непотребное; потому-то он так и популярен. А
женщина, охотящаяся за мужем, — самое неразборчивое из всех хищных
животных. Нет другого заблуждения, которое бы нанесло столько вреда
человеческой совести, как привычка смешивать понятие брака с понятием
нравственности. Бросьте, Анна! Не притворяйтесь шокированной: вы лучше
нас знаете, что брак — это западня для мужчины, где приманкой служат
обманчивые совершенства и показные добродетели. Когда ваша почтенная
матушка угрозами и наказаниями принуждала вас заучить с полдюжины
пьесок для спинета — что доставляло ей не больше удовольствия, чем вам,
— разве она не думала только об одном: внушить каждому из ваших
поклонников, что, женившись на вас, он заполучит ангела, чья музыка
наполнит дом райскими мелодиями или, во всяком случае, будет убаюкивать
его после обеда. Вы стали женой моего друга Оттавио; что ж, раскрывали
вы хоть раз спинет с того дня, как церковь соединила вас?
Донна Анна. Какой вы глупый, Жуан. У молодой замужней женщины есть дела
поважнее, чем сидеть навытяжку за спинетом; вот и отвыкаешь постепенно
от музыки.
Дон Жуан. Если ее не любишь. Нет уж, поверьте мне: просто когда птичка в
клетке — приманка больше не нужна.
Донна Анна (язвительно). Зато уж мужчина никогда не снимает маски, даже
после того, как в его клетку попалась птичка! Чтобы муж был груб,
невнимателен, себялюбив — да разве это возможно!
Дон Жуан. Что доказывают эти ответные упреки, Анна? Только то, что герой —
такая же грубая подделка, как и героиня.
Донна Анна, Все это глупости. Есть много вполне счастливых браков.
Дон Жуан. «Вполне» — это слишком сильно сказано, Анна. Вы просто имеете в
виду, что разумные люди стараются ладить между собой. Отправьте меня на
галеры, скуйте одной цепью с каторжником, у которого случайно окажется
следующий номер, — и я должен буду принять этого невольного сотоварища
и постараюсь ладить с ним. Говорят, общение между такими сотоварищами
по большей части носит дружеский характер и нередко переходит в
трогательную привязанность. Но от этого цепи еще не становятся желанным
украшением, а галеры — обителью вечного блаженства. Люди, больше всего
рассуждающие о радостях брака и нерушимости его обетов,- обычно те
самые, которые заявляют, что если разбить цепи и дать узникам свободу,
все общественное здание немедленно развалится.