В дверях показывается горничная. Энн поспешно садится на
свое место и делает вид, что ее все это нисколько не
касается. Октавиус инстинктивно подражает ей.
Горничная. Кэб у подъезда, мэм.
Мисс Рэмсден. Какой кэб?
Горничная. Для мисс Робинсон.
Мисс Рэмсден. О! (Овладев собой.) Хорошо.
Горничная уходит.
Она послала за кэбом.
Тэннер. Я хотел послать за этим кэбом еще полчаса назад.
Мисс Рэмсден. Очень рада, что она понимает, в какое положение поставила
себя.
Рэмсден. Мне очень неприятно, что она так уезжает отсюда, Сьюзен. Нам
следовало быть помягче.
Октавиус.
Октавиус. Нет. Я еще и еще раз благодарю вас, но мисс Рэмсден совершенно
права: Вайолет больше не может здесь оставаться.
Энн. По-моему, вы должны поехать вместе с ней, Тави.
Октавиус. Она не захочет.
Мисс Рэмсден. Конечно, не захочет. Она прямехонько отправится к этому
мужчине.
Тэннер. Что вполне естественно после достойного приема, который ей здесь
оказали.
Рэмсден (вконец расстроенный). Вот, Сьюзен, слышишь? А ведь в этом есть доля
правды. Неужели ты не могла, не нарушая своих принципов, быть немного
терпеливее с этой бедной девушкой? Она так еще молода; в этом возрасте
свойственно заблуждаться.
Мисс Рэмсден. Ничего, если ей так нужно сочувствие, она в избытке встретит
его у мужчин. Я просто удивлена твоим поведением, Роубэк.
Тэннер. Я тоже удивлен; и, надо сказать, приятно.
В дверях появляется Вайолет. Ее выдержке и отнюдь не
покаянному виду могли бы позавидовать самые
добродетельные представительницы ее пола. Небольшая
головка, упрямый маленький рот и подбородок, горделивая
осанка и надменная чеканность речи, безупречное
изящество костюма, дополненного очень нарядной шляпой с
чучелом птицы, — все вместе создает облик прелестный, но
в то же время и несколько отпугивающий. Это не сирена,
как Энн, — она вызывает восхищение без всякого усилия
или хотя бы желания со своей стороны; кроме того, Энн
присущ некоторый юмор, а Вайолет он совершенно незнаком,
как незнакома ей, вероятно, и жалость; если что-нибудь и
служит ей сдерживающим началом, то это ум и гордость, а
никак не милосердие. Голосом учительницы, обращающейся к
группе провинциальных школьниц, она с полным
самообладанием и некоторым отвращением заговаривает о
том, ради чего пришла.
Вайолет. Я хотела предупредить мисс Рэмсден, что браслет, который она
подарила мне в день рождения, лежит на столе в комнате экономки.
Тэннер. Вайолет, войдите, сядьте, и давайте поговорим серьезно,
Вайолет. Благодарю вас. На мой взгляд, сегодня уже достаточно было семейных
разговоров.
Твоя мать тоже так считает, Энн; она уехала домой вся в
слезах. Во всяком случае, я теперь точно знаю цену некоторым из моих
так называемых друзей. Всего хорошего.
Тэннер. Нет, нет! Погодите минуту. Я хочу сказать два слова и очень прошу
вас их выслушать.
Она смотрит на него без малейшего любопытства, но
медлит, по-видимому, не столько ради того, чтобы
выслушать его, сколько чтобы натянуть перчатку.
Во всем этом деле я полностью на вашей стороне. Я с искренним уважением
приветствую вашу смелость и решительность. Вы кругом правы, а все ваши
близкие кругам виноваты перед вами.
Сенсация. Энн и мисс Рэмсден встают и поворачиваются
лицом к ним обоим. Вайолет, которая изумлена больше
других, забывает про свою перчатку и выходит на середину
комнаты, недоумевающая и рассерженная. Только Октавиус
не трогается с места и не поднимает головы; он сгорает
со стыда.
Энн (взывая к благоразумию Тэннера). Джек!
Мисс Рэмсден (оскорбленно). Ну, знаете ли!
Вайолет (Тэннеру, резко). Кто вам сказал?
Тэннер. Как кто? Рэмсден и Тави, конечно. Почему им было не сказать?
Вайолет. Но ведь они не знают.
Тэннер. Не знают — чего?
Вайолет. Я хочу сказать: они же не знают, что я права.
Тэннер. О, сердцем они, конечно, знают это, хотя в силу глупых предрассудков
насчет нравственности, приличий и прочего считают своим долгом осуждать
вас. Но я твердо знаю — как знает весь мир, хотя не смеет открыто
признать это, — что вы были правы, следуя своему инстинкту; что нет
большего достоинства в женщине, чем смелость и верность своему
жизненному призванию, а материнство торжественно возводит ее на высшую
ступень женственности; и, хотя вы формально не замужем, это ни на йоту
не уменьшает вашей добродетели и вашего права на наше уважение.
Вайолет (вне себя от негодования). Так, значит, вы, как и все, считаете меня
безнравственной женщиной! Мало того, вы еще воображаете, будто я
разделяю ваши гнусные взгляды! Мисс Рэмсден, я терпела ваши жестокие
слова, зная, что вы о них пожалеете, когда узнаете истину. Но
выслушивать похвалы Джека, будто я одна из тех тварей, которых он
превозносит, — это уже слишком! Ради моего мужа я держала до сих пор
свой брак в тайне.
Но сейчас я, как замужняя женщина, требую, чтобы
меня перестали оскорблять.
Октавиус (поднимая голову с чувством неописуемого облегчения). Ты замужем?
Вайолет. Да; и мне кажется, можно было догадаться об этом. Почему вы все
решили, что я надела обручальное кольцо, не имея на то права? Никому
даже в голову не пришло спросить меня. Этого я никогда не забуду.
Тэннер (уничтоженный). Я разбит в пух и прах. Но, право же, я не думал
ничего дурного. Прошу прощения. Смиренно прошу прощения.
Вайолет. Надеюсь, впредь вы будете внимательнее к своим словам. Конечно, их
никто не принимает всерьез, но все же приятного в них мало, а
бестактности достаточно.
Тэннер (склоняясь перед бурей). Мне нечего возразить. Впредь буду умнее и
никогда больше не встану на защиту женщины. Боюсь, что все мы уронили
себя в ваших глазах, за исключением разве Энн. Она-то отнеслась к вам
по-дружески. Ради Энн простите нас всех.
Вайолет. Да, Энн была очень добра ко мне; впрочем, она все знала.
Тэннер (с жестом отчаяния). О!!! Какой чудовищный обман! Какое коварство!
Мисс Рэмсден (чопорно). А кто же, позвольте спросить, этот джентльмен,
который не признает свою жену?
Вайолет (живо). Уж это мое дело, мисс Рэмсден. У меня есть особые причины до
поры до времени держать свой брак в тайне.
Рэмсден. Я могу сказать только одно: мы все чрезвычайно сожалеем, Вайолет.
Мне стыдно думать о том, как мы к вам отнеслись.
Октавиус (неловко). Прости меня, Вайолет. Больше мне нечего сказать.
Мисс Рэмсден (все еще не желая сдаваться). То, что вы нам сообщили, придает,
разумеется, делу иной вид. Но все же, я должна…
Вайолет (перебивая ее). Вы должны принести мне свои извинения, мисс Рэмсден:
вот что вы в первую очередь должны сделать. Будь вы замужней женщиной,
вряд ли вам было бы приятно сидеть в комнате экономки, точно
напроказившая школьница, и слушать выговоры молодых девиц и пожилых
дам, не обремененных серьезными заботами и обязанностями.
Тэннер. Лежачего не бьют, Вайолет. Может оказаться, что мы сваляли дурака, —
но на самом деле это вы нас одурачили.
Вайолет. Уж вы, Джек, здесь во всяком случае ни при чем.
Тэннер. Ни при чем? Да Рэмсден чуть не обвинил меня в том, что я и есть этот
неведомый джентльмен!