Грешники себя в
нем отлично чувствуют: на них он и рассчитан. Вы сказали, что не
испытываете страданий. Из этого я заключаю, что вы одна из тех, для
кого существует ад.
Старуха. А вы испытываете страдания?
Дон Жуан. Я не грешник, сеньора; поэтому мне здесь скучно, нестерпимо,
невероятно скучно.
Старуха. Не грешник? Да ведь вы сказали, что вы убийца.
Дон Жуан. Так то был поединок. Я проткнул шпагой одного старика, который
меня хотел проткнуть шпагой.
Старуха. Если вы дворянин, то это не называется убийством.
Дон Жуан. Старик считал это убийством, потому что он, по его словам, защищал
честь своей дочери. Это надо понимать так: когда я имел глупость
влюбиться в нее и сказал ей об этом, она подняла крик; а он едва не
убил меня, предварительно изругав самым оскорбительным образом.
Старуха. Вы такой же, как и все мужчины. Все они распутники и убийцы, все,
все, все!
Дон Жуан. И тем не менее мы здесь встретились с вами, сударыня.
Старуха. Слушайте, что я вам скажу. Мой отец был убит таким же бездельником,
на таком же поединке, по такому же поводу. Я закричала, — этого
требовал мой долг. Мой отец бросил вызов оскорбителю, — это был вопрос
чести. Отец пал: вот награда за защиту чести. Я здесь — в аду, как вы
сами сказали: вот награда за исполненный долг. Так есть ли
справедливость в небесах?
Дон Жуан. Нет. А вот в аду есть. Небеса слишком далеки от ничтожной
человеческой личности. Вам хорошо будет в аду, сеньора. Ад — истинная
обитель чести, долга, справедливости, — одним словом, всех семи
смертных добродетелей. Ведь во имя их совершаются все прегрешение на
земле; где же, как не в аду, искать за них награды? Я уже сказал вам:
кто проклят по заслугам, тот вполне счастлив в аду.
Старуха. А вы сами счастливы здесь?
Дон Жуан (вскакивай на ноги). Нет! Над этой-то загадкой я и размышляю во
мраке ада. Зачем я здесь? Я, который отрекся от долга, попирал честь и
смеялся над справедливостью!
Старуха. Ах, что мне до того, зачем вы здесь! Вот зачем я здесь? Я, которая
все свои склонности принесла в жертву женской чистоте и добродетели!
Дон Жуан. Терпение, сударыня! Вы скоро здесь освоитесь и будете вполне
счастливы. Как сказал поэт: «Ад — эго город, с Севильей очень схожий».
Старуха. Счастлива! Здесь! Где я никто! Где я ничто!
Дон Жуан. Ничуть не бывало! Вы дама, а где дамы — там всегда ад. Не
удивляйтесь и не пугайтесь; вы здесь найдете все, чего может пожелать
дама, вплоть до дьяволов, которые станут служить вам из одной лишь
страсти прислуживаться и превозносить ваши достоинства, чтобы
возвеличить свои заслуги.
Старуха. Мои слуги будут дьяволы?
Дон Жуан. А разве на земле ваши слуги не были дьяволы?
Старуха. Верно! Все они были сущие дьяволы, все до одного! Но это так только
говорится. А я поняла из ваших слов, что моими слугами будут
настоящие дьяволы.
Дон Жуан. Они в такой же мере настоящие дьяволы, в какой вы — настоящая
дама. Здесь нет ничего настоящего. В этом ужас вечного проклятия.
Старуха. С ума сойти! Да это хуже геенны огненной.
Дон Жуан. Но кой в чем вы все-таки можете найти утешение. Вот, например:
сколько лет вам было, когда вы отошли в вечность?
Старуха. Почему вы говорите — было, словно я уже вся в прошлом? Мне сейчас
семьдесят семь.
Дон Жуан. Возраст почтенный, сеньора. Но здесь, в аду, не терпят старости.
Старость слишком реальна. Здесь мы поклоняемся Любви и Красоте. Так как
на душах наших лежит проклятие, мы изощряем свои сердца.
Семидесятисемилетней старухой вы рискуете не завязать в аду ни одного
знакомства.
Старуха. Но не могу же я изменить свой возраст?
Дон Жуан. Вы забываете, что ваш возраст остался позади, в царстве времени.
Вам точно так же не семьдесят семь лет теперь, как не семь, не
семнадцать и не двадцать семь.
Старуха. Вздор!
Дон Жуан. Подумайте сами, сеньора; разве это не было так, даже когда вы еще
жили на земле? Разве в семьдесят лет, под своими морщинами и сединами,
вы действительно были старше, чем в тридцать?
Старуха. Нет, моложе. В тридцать я была дурочкой. Но что толку чувствовать
себя молодой, если выглядишь старой?
Дон Жуан. Вот видите, сеньора, ваш внешний вид был только иллюзией. Ваши
морщины были так же обманчивы, как свежая гладкая кожа глупой
семнадцатилетней девчонки, немощной духом и дряхлой мыслями. Здесь мы
бесплотны; мы видим себя в телесном образе лишь потому, что еще при
жизни научились думать о себе как о существах из плоти и крови и не
умеем думать иначе. Но мы можем являться друг другу в любом возрасте,
по нашему желанию. Вам стоит только пожелать, и к вам возвратится любой
из ваших прежних обликов.
Старуха. Не может быть!
Дон Жуан. Попробуйте,
Старуха. Семнадцать лет!
Дон Жуан. Стойте! Прежде чем вы решите, я должен предупредить вас, что это в
значительной степени вопрос моды. Иногда нам кажется, что нет ничего
лучше семнадцати лет; но это преходящее заблуждение. Сейчас самый
модный возраст — сорок или, скажем, тридцать семь; однако, судя по
некоторым признакам, эта мода скоро пройдет. Если в двадцать семь вы
были недурны собой, советую вам выбрать именно этот возраст и завести
новую моду.