их было холодней льда. Звезды, достаточно яркие, чтобы их было видно с
поверхности Земли, в космосе явственно демонстрировали свои цвета:
сине-стальная Вега, золотая Капелла, тлеющий уголь Бетельгейзе. Здесь были
видны другие, менее яркие звезды, и их было так много, что непривычный
человек терял среди них очертания знакомых созвездий. Ночь была полна
солнц.
Млечный Путь опоясывал небеса льдистым серебром; и Магеллановы Облака
не были смутным мерцанием, но клубились и сияли; и туманность Андромеды
ярко сверкала сквозь расстояние больше миллиона световых лет; и вы
чувствовали, как ваша душа тонет в этих глубинах, и торопливо возвращали
взгляд в окружающую вас уютную каюту.
Ингрид Линдгрен появилась на мостике, ухватилась за поручень и
повисла в воздухе.
— Явилась для несения службы, мистер капитан, — формально
отрапортовала она.
Ларс Теландер обернулся, чтобы поприветствовать ее. В невесомости на
его тощую неуклюжую фигуру стало приятно смотреть, как на рыбу в воде или
летящего в небе ястреба. Если бы не это, он ничем бы не отличался от
любого седоволосого мужчины пятидесяти с лишним лет. Ни он, ни Линдгрен не
позаботились прикрепить знаки отличия к комбинезонам, которые были
стандартной рабочей одеждой на борту корабля.
— Здравствуйте, — сказал он. — Надеюсь, вы хорошо провели отпуск.
— Разумеется. — Ее щеки порозовели. — А вы?
— Ммм… нормально. Я преимущественно изображал из себя туриста,
изъездил Землю вдоль и поперек. Я был удивлен, как многого я не видел
прежде.
Линдгрен посмотрела на него с некоторым сочувствием. Капитан одиноко
плавал в воздухе рядом со своим креслом командира — одним из трех кресел
вокруг консоли управления и связи, расположенной в центре круглой комнаты.
Счетчики, экраны считывания данных, индикаторы и прочие приспособления,
загромождавшие переборки, которые уже начали мигать и мерцать огоньками и
чертить каракули, только подчеркивали его одиночество. Пока не появилась
Линдгрен, капитан не слышал ничего, кроме бормотания вентиляторов и
изредка — щелчка реле.
— У вас вообще никого не осталось? — спросила она.
— Никого близкого, — вытянутое лицо Теландера сморщилось в усмешке. —
Не забывайте, по времени Солнечной системы мне почти сто лет. Когда я
последний раз навещал родную деревню в Даларне, внук моего брата был
гордым отцом двух взрослых детей.
— Никого близкого, — вытянутое лицо Теландера сморщилось в усмешке. —
Не забывайте, по времени Солнечной системы мне почти сто лет. Когда я
последний раз навещал родную деревню в Даларне, внук моего брата был
гордым отцом двух взрослых детей. Вряд ли стоит ожидать, что они сочтут
меня близким родственником.
(Он родился за три года до первой экспедиции с участием людей,
которая отправилась к Альфе Центавра. Он пошел в детский садик за два года
до того, как первые лазерные сообщения этой экспедиции достигли станции на
обратной стороне Луны. Это определило жизнь ребенка — интроверта и
идеалиста. В возрасте двадцати пяти лет выпускник Академии с отличными
результатами полетов на межпланетных кораблях был взят в первый экипаж,
отправлявшийся к Эпсилон Эридана. Они вернулись через двадцать девять лет,
но в результате релятивистского коэффициента времени для них прошло только
одиннадцать лет, шесть из которых они провели на планетах, куда летели.
Совершенные ими открытия прославили их. Когда они вернулись, как раз
снаряжался корабль на Тау Кита. Теландер получил место первого помощника.
С момента старта и до возвращения прошло тринадцать лет его личного
времени. Он стал командиром вместо капитана, который погиб на дикой
планете. На Земле прошел тридцать один год. На орбите собирали «Леонору
Кристину». Кому, как не ему, стать ее капитаном? Он колебался. Кораблю
предстояло стартовать меньше, чем через три года. Если он согласится,
большая часть этого времени пройдет в планировании и подготовке… Но,
похоже, другого выхода не было; кроме всего прочего, Земля изменилась до
неузнаваемости, и он ходил по ней чужаком).
— К делу, — сказал он. — Я полагаю, Борис Федоров и его инженеры
прибыли вместе с вами?
Она кивнула.
— Он сказал, что свяжется с вами по интеркому, как только устроится.
— Хм. Он мог бы соблюсти вежливость и уведомить меня о своем
прибытии.
— Он в плохом настроении. Хмурился всю дорогу. Не знаю, по какой
причине. Это существенно?
— Нам предстоит довольно долго быть вместе, Ингрид, — заметил
Теландер. — Конечно, наше поведение будет иметь значение.
— У Бориса это скоро пройдет. Я думаю, у него просто похмелье, или
прошлой ночью ему отказала какая-нибудь девушка, или что-то в этом роде.
Во время подготовки у меня сложилось впечатление, что он легко поддается
эмоциям, но так же быстро отходит.
— Психопрофиль это подтверждает. Однако, есть качества —
потенциальные — в каждом из нас, которые не выявляются тестированием.
Нужно оказаться там… — Теландер указал на колпак оптического перископа,