Ее хватило, чтобы запустить межзвездный двигатель. Имеющаяся энергия
возросла на невообразимое количество порядков. При полной единице
гравитации «Леонора Кристина» начала движение!
4
В одной из садовых комнат стоял обзорный экран, обращенный вовне.
Чернота и бриллианты, обрамленные папоротником, орхидеями, нависающей
фуксией и бугенвилией, шокировали взгляд. Фонтан звенел и сверкал. Здесь
воздух был теплее, чем в большинстве мест на борту; влажный, полный зелени
и благоухания.
Бассердовские системы еще не были развиты до ровного движения
электрических ракет. Корабль постоянно вздрагивал. Вибрация была слабой,
на пределе заметного, но она проникала сквозь металл, кость, а, быть
может, и сны.
Эмма Глассгольд и Чи-Юэнь Ай-Линг сидели на скамейке среди цветов.
Они прогуливались по кораблю и разговаривали, нащупывая путь к дружбе.
Однако, войдя в сад, обе умолкли.
Внезапно Глассгольд вздрогнула, словно от боли, и отвернулась от
экрана.
— Напрасно мы сюда пришли, — сказала она. — Давай уйдем.
— Почему? — удивленно спросила планетолог. — По-моему, здесь чудесно.
Это лучше, чем голые стены, которые мы сделаем приятными для глаз не
раньше, чем через много лет.
— От этого не убежишь, — Глассгольд указала на экран.
Так получилось, что в этот момент он сканировал пространство за
кормой, и показывал Солнце, уменьшившееся до ярчайшей из звезд.
Чи-Юэнь внимательно присмотрелась к своей спутнице. Молекулярный
биолог была, как и она сама, небольшого роста, темноволосая, с голубыми
глазами, с круглым и румяным лицом и коренастой фигурой. Она одевалась
очень просто, и на работе и на отдыхе. И, хотя Глассгольд не была
противницей общественных мероприятий, до сих пор она оставалась скорее
наблюдателем, нежели участницей.
— За — сколько? — за пару недель, — продолжала она, — мы достигли
окраин Солнечной системы. Каждый день — нет, каждые двадцать четыре часа;
«день» и «ночь» больше не значат ничего — каждые двадцать четыре часа наша
скорость увеличивается на 845 километров в секунду.
— Козявка вроде меня рада снова иметь полный земной вес, — сказала
Чи-Юэнь нарочито беспечно.
— Не пойми меня превратно, — торопливо сказала Глассгольд. — Я не
стану кричать: «Поверните обратно! Обратно!» — Она попыталась подшутить
над собой. — Это было бы нечестно по отношению к психологам, которые
признали меня годной. — Шутка не удалась. — Просто… я поняла, что мне
нужно время.
.. я поняла, что мне
нужно время… чтобы привыкнуть к этому.
Чи-Юэнь кивнула. Она, в своем самом новом и ярком чеонг-саме — среди
ее увлечений было собственноручное изготовление одежды, — казалась почти
принадлежащей к другому биологическому виду. Но она похлопала Глассгольд
по руке и сказала:
— Ты не одна так чувствуешь, Эмма. Это предвидели. Люди на корабле
начинают сейчас понимать не только умом, а всем своим существом, что
значит отправиться в такое путешествие.
— Непохоже, что ты переживаешь.
— Я не переживаю. По крайней мере, с тех пор, как Земля исчезла в
солнечном сиянии. Прощаться было больно. Но у меня есть опыт прощаний. Он
учит смотреть вперед.
— Мне стыдно, — сказала Глассгольд. — Ведь мне было дано намного
больше, чем тебе. Или это сделало меня слабодушной?
— Действительно больше? — приглушенно спросила Чи-Юэнь.
— Н-ну… конечно. Почему ты спрашиваешь? Ты что, не помнишь? Мои
родители всегда были благополучными людьми. Отец — инженер на
дезалинизационной фабрике, мать — агроном. Негев — прекрасное место, когда
растут хлеба, и тихое, дружелюбное, не такое лихорадочное, как Тель-Авив
или Хайфа. Хотя мне и нравилось учиться в университете. Я могла
путешествовать с интересными спутниками. Конечно, я была счастлива.
— Тогда почему ты записалась для участия в экспедиции на Бету-3?
— Научный интерес… Полностью иная эволюция целой планеты…
— Нет, Эмма. — Локоны цвета вороньего крыла встрепенулись, когда
Чи-Юэнь покачала головой. — Межзвездные корабли доставили данные, которых
хватит на сотню лет научных исследований прямо на Земле. От чего ты
бежишь?
Глассгольд прикусила губу.
— Мне не следовало совать нос в твои дела, — извинилась Чи-Юэнь. — Я
хотела помочь.
— Я расскажу, — сказала Глассгольд. — Я чувствую, что ты
действительно могла бы мне помочь. Ты моложе меня, но повидала больше. —
Она сплела пальцы, положив руки на колени. — Хотя я и сама не вполне
уверена. Мне казалось, что я обрету… цель. Не знаю. Я записалась
добровольцем, повинуясь импульсу, толчку. Когда меня вызвали для
серьезного тестирования, мои родители подняли такой шум, что я уже не
могла отступить. При всем при том мы всегда были очень близки. Мне было
так больно покидать их. Мой большой, уверенный в себе отец вдруг совсем
осунулся и постарел.
— Был ли замешан какой-нибудь мужчина? — спросила Чи-Юэнь. — Я
расскажу тебе про себя — это не секрет, потому что мы с ним были
помолвлены, а все официальные сведения об участниках нашей экспедиции,