неравномерности в облаках — порывы, течения, водовороты продолжающегося
творения миров.
— Нельзя было подождать, пока закончится прохождение, констебль? —
спросила она, в равной степени гневно и устало.
— Не думаю, мадам, — ответил Реймон. — Если возникнет непредвиденная
ситуация, нужно, чтобы люди были убеждены, что справятся.
— Вы обвиняете профессора Нильсона в распространении недовольства. В
Уставе записана свобода слова.
Стул заскрипел под астрономом, когда тот пошевелился.
— Я ученый, — заявил он ядовито. — У меня есть не только право, но и
обязанность утверждать истину.
Линдгрен неодобрительно оглядела его.
Линдгрен неодобрительно оглядела его. Он обзавелся жидкой бородкой,
давно не мылся и был одет в угрюмый комбинезон.
— Вы не имеете права распространять истории в жанре ужасов, — сказал
Реймон. — Разве вы не заметили, как реагировали на ваши слова некоторые
женщины, когда вы выступили на мессе? Это убедило меня в необходимости
вмешательства. Но вы уже давно вносите беспорядки, Нильсон.
— Я всего лишь высказал вслух то, что всем было прекрасно известно с
самого старта, — огрызнулся тот. — У них нет смелости обсуждать это
открыто. У меня есть.
— У них нет подлости. У тебя есть.
— Без личных оскорблений, пожалуйста, — сказала Линдгрен. —
Расскажите мне, что случилось.
В последнее время она трапезничала одна у себя в каюте, под предлогом
занятости, и, кроме как в часы вахт, ее видели редко.
— Вы знаете, — сказал Нильсон. — Мы несколько раз обсуждали этот
вопрос.
— Какой вопрос? — спросила она. — Мы говорили о многом.
— Говорили, вот именно, как разумные люди, — рявкнул Реймон. — А не
читали нотации всем присутствующим товарищам по кораблю, большинство из
которых и без того чувствует себя скверно.
— Прошу вас, констебль. Продолжайте, профессор Нильсон.
Астроном напыжился.
— Элементарная вещь. Не могу понять, почему вы и все остальные, были
такими идиотами, чтобы не задуматься над этим всерьез. Вы слепо полагаете,
что мы затормозим в галактике Девы и найдем обитаемую планету. Но
объясните мне, как? Подумайте о наших запросах. Масса, температура,
освещение, атмосфера, гидросфера, биосфера… согласно самым оптимистичным
оценкам, только один процент звезд может иметь планеты, которые в какой-то
степени похожи на Землю.
— Ну, — сказала Линдгрен. — Ну конечно…
Нильсона нельзя было свернуть с пути. Возможно, он даже не дал себе
труда услышать ее. Он загибал пальцы, считая по пунктам.
— Если один процент звезд нам подходит, понимаете ли вы, какое их
количество нам придется проверить, чтобы иметь равные шансы найти то, что
мы ищем? Пятьдесят! Я думал, что кто угодно на борту корабля способен
произвести этот подсчет. Можно предположить, разумеется, что мы будем
удачливы, и наткнемся на нашу Nova Terra у первой же звезды. Но шансы
против этого — девяносто девять к одному. Несомненно, нам придется
проверять много звезд. Проверка каждой из них требует почти года
торможения. Чтобы покинуть ее и отправиться на поиски в другое место,
нужен еще год ускорения. Это годы по времени корабля, не забывайте,
поскольку практически весь период проходит при скоростях, которые не
сравнимы со световой и, следовательно, фактор тау близок к единице — что
вдобавок не позволяет нам развить ускорение больше одного «g».
Следовательно, мы должны положить примерно два года на одну звезду.
Равные шансы, о которых я говорил — и помните, что они всего лишь равны,
то есть у нас столько же шансов найти Nova Terra среди первых пятидесяти
звезд, сколько и не найти, — эти шансы требуют ста лет поиска. В
действительности требуется больше, поскольку нам придется останавливаться
время от времени и осуществлять трудоемкий процесс пополнения реактивного
топлива для ионного двигателя. Никакие процедуры против старения не
помогут нам столько прожить.
Таким образом все наши усилия, весь риск, на который мы идем в этом
фантастическом прыжке сквозь галактику в межгалактическое пространство,
тщетны. Quod erat demonstratum.
— Среди ваших многочисленных отвратительных свойств, Нильсон, —
сказал Реймон, — есть привычка бубнить о том, что и так очевидно.
— Мадам! — захлебнулся астроном. — Я протестую! Я подам жалобу об
оскорблении личности!
— Замолчите, — приказала Линдгрен. — Вы оба. Я должна признать, что
ваше поведение провокационно, профессор Нильсон. С другой стороны,
констебль, могу ли я напомнить вам, что профессор Нильсон — один из самых
выдающихся ученых в своей области, которыми располагает… располагала
Земля. Он заслуживает уважения.
— Только не за свое поведение, — сказал Реймон. — И не за запах.
— Будьте вежливы, констебль, или я сама выдвину против вас обвинение.
— Линдгрен сделала вдох. — Похоже, вы не делаете скидки на человеческие
слабости. Мы затеряны в пространстве и времени; мир, который мы знали, уже
сто тысяч лет, как в могиле; мы мчимся почти вслепую в ту область
галактики, где звезды расположены плотнее всего; мы можем в любую минуту