проникал за облака, которые окружали эту область, и никто до сих пор не
выбирался наружу, чтобы взглянуть.
— Если только туда не отправилась экспедиция после нашего отбытия, —
предположил пилот Ленкеи. — На Земле с тех пор прошли столетия. Они,
должно быть, творят чудеса.
— Но наверняка не посылают зонды к ядру, — возразил космолог
Чидамбарна. — Тридцать тысячелетий, чтобы добраться туда, и столько же,
чтобы послать обратно сообщение? В этом нет смысла. Я полагаю, что человек
будет медленно распространяться от окраины к ядру, колония за колонией.
— Если только они не создали корабль, который движется быстрее света,
— сказал Ленкеи.
Чидамбарна нахмурился.
— Это фантазия! Если вы хотите переписать заново все, что мы узнали
со времени Эйнштейна — нет, со времени Аристотеля, принимая во внимание
логические противоречия, которые влечет существование сигнала с
неограниченной скоростью, — пожалуйста, продолжайте.
— Не мое дело. — Стройная гибкость борзой, присущая Ленкеи, вдруг
показалась изможденностью. — В любом случае я не хочу, чтобы существовал
корабль быстрее света. Мысль, что другие могут летать от звезды к звезде,
как птицы — как я из города в город, когда мы были дома, — тогда как мы
заперты в этой клетке… Это было бы слишком жестоко.
— Наша участь ничуть бы не изменилась, — ответил Чидамбарна. — Ирония
добавила бы к ней еще одну грань, бросила бы нам еще один вызов, если
хотите.
— У меня и так достаточно препятствий, — сказал Ленкеи.
Звуки их шагов гулко звучали на винтовой лестнице. Они возвращались
из мастерской на нижнем уровне, где Нильсон консультировал Фокс-Джеймсона
и Чидамбарны по поводу структуры большой кристаллической дифракционной
решетки.
— Вам легче, — вырвалось у пилота. — Вы делаете что-то действительно
полезное. Мы все зависим от вашей группы. Если вы не сможете сделать для
нас новые инструменты… А я… Пока мы не доберемся до планеты, где нам
понадобятся космические паромы и воздушные аппараты, какая от меня польза?
— Вы помогаете делать эти инструменты — или будете помогать, когда мы
сделаем чертежи, — ответил Чидамбарна.
— Да, я вызвался в ученики к Садеку. Чтобы занять это проклятое
пустое время. — Ленкеи взял себя в руки. — Прошу прощения. Это мысли, от
которых мы должны избавляться, я знаю. Мохендас, могу я у вас кое-что
спросить?
— Конечно.
— Почему вы записались в полет? Сейчас вы нужны, но если бы не
столкновение — разве вы не ушли бы дальше по пути познания вселенной,
оставаясь на Земле? Мне сказали, что вы теоретик. Почему не оставить сбор
фактов таким, как Нильсон?
— Я вряд ли дожил бы до рапортов с Бета Девы. Представлялось вполне
разумным, чтобы ученый моего типа подверг себя совершенно новым
впечатлениям и опыту. Таким образом я мог обрести прозрение, которое не
придет иначе. Если же нет — потеря была бы невелика, и в самом крайнем
случае я продолжал бы рассуждать приблизительно с тем же успехом, что и
дома.
Ленкеи потер подбородок.
— Знаете, — сказал он, — по-моему, вам не нужны сеансы бокса
сновидений.
— Возможно. Признаюсь, я нахожу эту процедуру, лишенной достоинства.
— Тогда, во имя неба, почему?..
— Устав. Мы все должны подвергаться процедуре. Я просил освободить
меня. Констебль Реймон убедил первого помощника Линдгрен, что персональные
привилегии, даже обоснованные, создадут нежелательный прецедент.
— Реймон! Снова этот сукин сын!
— Возможно, он прав, — сказал Чидамбарна. — Мне это не вредит, если
не считать прерывания последовательности мысли, что происходит достаточно
редко, чтобы считать это большой неприятностью.
— Ха! Вы гораздо терпеливее, чем был бы я на вашем месте.
— Мне это не вредит, если
не считать прерывания последовательности мысли, что происходит достаточно
редко, чтобы считать это большой неприятностью.
— Ха! Вы гораздо терпеливее, чем был бы я на вашем месте.
— Я полагаю, что Реймон себя тоже загоняет в бокс насильно, — заметил
Чидамбарна. — Он тоже принимает процедуру достаточно редко. А обращали ли
вы внимание, что он иногда выпивает рюмочку, но никогда не бывает
навеселе? Я думаю, что он находится в постоянном напряжении, возможно, от
скрытого страха. Он все время напряжен, чтобы контролировать ситуацию.
— Да, это так. Знаете, что он мне сказал на прошлой неделе? Я только
взял немного листовой меди, она бы вернулась обратно в виде камина и
ручной мельницы, так что я не позаботился записаться. Этот сукин сын
сказал…
— Забудьте, — посоветовал Чидамбарна. — У него есть на то причины. Мы
не на планете. То, что мы тратим, пропадает окончательно. Лучше не
рисковать; и, несомненно, у нас хватает времени на бюрократические
процедуры. — Показался вход в спортзал. — Вот мы и пришли.
Они направились в комнату гипнотерапии.
— Пусть ваши впечатления будут приятными, Матиас, — сказал
Чидамбарна.
— Ваши тоже. — Ленкеи вздрогнул. — У меня здесь было несколько
ужасных кошмаров. — Затем просветлел. — И чертовская куча развлечений!
Звезды были разбросаны все дальше друг от друга. «Леонора Кристина»