попали в наши персональные досье.
— Мы учились вместе в университете, — тихо сказала Глассгольд. — Я
любила его. Я по-прежнему его люблю. Он едва замечал меня.
— Это бывает, — ответила Чи-Юэнь. — Человек или преодолевает такое
чувство, или оно превращается в болезнь. У тебя здравый ум, Эмма. Тебе
нужно только выбраться из твоей скорлупы. Подружиться с товарищами по
кораблю. Пусть они станут тебе небезразличны. Ненадолго выбраться из своей
каюты — в каюту какого-нибудь мужчины.
Глассгольд залилась румянцем.
— Я в этом не участвую.
Чи-Юэнь подняла брови.
— Ты девственница? Мы не можем себе этого позволить, так как должны
основать новую расу на Бете-3. Наш генетический материал и так весьма
скуден, чтобы не сказать больше.
— Я хочу вступить в брак, как положено, — сказала Глассгольд с
проблеском гнева. — И иметь столько детей, сколько даст мне Бог. Но они
будут знать, кто их отец. Ничего страшного, если я не стану играть в
глупые игры поющих кроватей, пока мы в пути. На корабле достаточно женщин,
которые будут этим заниматься.
— Например, я. — Чи-Юэнь была невозмутима. — Вне всякого сомнения,
возникнут постоянные пары. Но почему бы пока не получать кратких мгновений
наслаждения?
— Извини, — сказала Глассгольд. — Мне не следовало вмешиваться в
личные дела. Тем более, когда люди такие разные, как, например, ты и я.
— Верно. Я только не согласна, что моя жизнь менее счастлива, чем
твоя. Напротив.
— Что? — Глассгольд открыла рот. — Ты шутишь!
Чи-Юэнь улыбнулась.
— Если ты что-то и знаешь о моем прошлом, Эмма, это только внешняя
сторона. Я могу себе представить, что ты думаешь. Моя страна разделена,
доведена до нищеты, содрогается от последствий революций и гражданских
войн. Моя семья — культурная и придерживающаяся традиций, но бедная той
отчаянной бедностью, которая знакома только аристократам в худшие времена.
Мне посчастливилось учиться в Сорбонне, когда представилась такая
возможность. Когда я получила диплом, меня ждала тяжелая работа. — Она
повернула лицо к убывающему свету Солнца и добавила тише. — О моем
мужчине. Мы тоже учились вместе, в Париже. Потом, как я уже говорила, мне
пришлось быть вдали от него — из-за работы. Наконец он отправился в Пекин
— навестить моих родителей. Я должна была скорее приехать, и мы бы стали
мужем и женой согласно закону и таинствам, как уже были ими в
действительности. Произошел мятеж. Он был убит.
— О, бедняжка… — начала Глассгольд.
— Это внешняя сторона, — перебила Чи-Юэнь. — Внешняя. Неужели ты не
видишь: у меня тоже была любящая семья, может быть, даже в большей
степени, чем у тебя, потому что они понимали меня так хорошо, что не
сопротивлялись тому, что я покидаю их навсегда.
Я повидала мир, и видела
больше, чем можно увидеть, путешествуя первым классом. У меня _б_ы_л_ мой
Жак! И другие — до него, а потом и после него, как он хотел бы. Я
отправляюсь в путь без сожалений и без боли, которую нельзя вылечить.
Счастье на моей стороне, Эмма.
Глассгольд не ответила.
Чи-Юэнь взяла ее за руку и встала.
— Ты должна освободиться от себя самой, — сказала планетолог. — С
течением времени только ты сама можешь научиться, как это сделать. Но,
может быть, я смогу немного помочь тебе. Пойдем в мою каюту. Мы сошьем
платье, которое будет тебе к лицу. Скоро состоится празднование Дня
Соглашения, и я хочу, чтобы ты развеселилась.
Задумайтесь: один световой год — это бездна, которую невозможно
представить. Исчислимая, но недоступная воображению. На обычной скорости —
скажем, на разумной скорости для машины в уличном движении мегаполиса —
вам потребуется почти девять миллионов лет, чтобы преодолеть это
расстояние. А в окрестностях Солнца звезды в среднем отстоят друг от друга
примерно на девять световых лет. Бета Девы удалена от Солнца на тридцать
два года.
Тем не менее, такие расстояния можно преодолеть. Корабль, постоянно
увеличивающий скорость при одном «g», проделал бы путь в половину
светового года немного меньше, чем за год времени. Такой корабль двигался
бы со скоростью, очень близкой к предельной — триста тысяч километров в
секунду.
Вскоре возникли практические проблемы. Откуда взять массу-энергию,
необходимую для этого? Даже в ньютоновской вселенной идея ракеты, несущей
с собой столько топлива от самого старта, показалась бы нелепой. Еще более
нелепой она была в реальном, эйнштейновском космосе, где масса корабля и
полезной нагрузки постоянно возрастала, поднимаясь вверх к бесконечности
по мере приближения скорости корабля к световой.
Но топливо и масса реакции есть в самом космосе! Пространство
пропитано водородом. Разумеется, его концентрация по земным стандартам
невелика: примерно один атом на кубический сантиметр в галактических
окрестностях Солнца. Тем не менее, это составляет тридцать миллиардов
атомов в секунду, ударяющих в каждый квадратный сантиметр встречной
поверхности корабля, когда он приближается к скорости света. (Примерно