сотрет нас — быстрая и чистая смерть. Я не вижу причин нагнетать
обстановку, обсуждая эту вероятность.
Реймон нахмурился.
— Вы упустили из виду третью возможность. Мы можем выжить, но в
плохом состоянии.
— Как, черт возьми, такое может случиться?
— Трудно сказать. Может быть, столкновение будет сильным, и весь
экипаж погибнет. Необходимые люди, чьей потери мы не можем допустить…
пятьдесят — это и так небольшое число. — Реймон задумался. Шаги их
отдавались глухим эхом среди бормотания энергий. — В целом они
отреагировали хорошо, — сказал он. — Их выбирали за храбрость и
хладнокровие, наряду со здоровьем и интеллектом. Только в нескольких
случаях выбор оказался не слишком удачным. Предположим, в результате
катастрофы мы окажемся — ну, назовем это «лишенными возможностей». Что
дальше? Как долго продержится дисциплина? А психическая нормальность? Я
хочу быть готовым поддерживать порядок.
— В этой связи, — снова холодно отозвался Теландер, — прошу вас
помнить, что вы действуете, подчиняясь моим приказам и согласно уставу
экспедиции.
— Проклятие! — взорвался Реймон. — За кого вы меня принимаете? За
кандидата в диктаторы, эдакого Мао? Я прошу вашего позволения набрать в
дружинники нескольких достойных доверия мужчин и негласно подготовить их
на случай крайности. Я раздам им оружие, предназначенное не для убийства,
исключительно класса станнеров. Если ничего страшного не случится — или
если случится, но все будут себя вести соответствующим образом — что мы
теряем?
— Взаимное доверие, — сказал капитан.
Они пришли на мостик. Реймон вошел вместе со своим спутником,
продолжая спор. Теландер сделал резкий жест, чтобы заставить его замолчать
и направился к консоли управления.
— Есть что-нибудь новое? — спросил он.
— Да. Приборы начали чертить карту плотности, — ответила Линдгрен.
Она вздрогнула, как от боли, при виде Реймона и отвечала механически, не
глядя на него. — Вот рекомендации… — Она указала на экраны и последнюю
распечатку.
Теландер изучил информацию.
— Хм. Похоже, у нас есть возможность пройти сквозь несколько менее
плотную область туманности, если мы создадим боковой вектор, активировав
устройства торможения номер три и четыре одновременно со всей системой
ускорения… Процедура сама по себе рискованная. Это требует обсуждения. —
Он опустил руки на управляющие клавиши интеркома и кратко поговорил с
Федоровым и Будро.
Это требует обсуждения. —
Он опустил руки на управляющие клавиши интеркома и кратко поговорил с
Федоровым и Будро. — Встреча на командно-дальномерном посту. Немедленно!
Он повернулся, чтобы уйти.
— Капитан… — попытался Реймон.
— Не сейчас, — сказал Теландер. Он быстро пересек помещение
размашистым и резким шагом.
— Но…
— Нет, не разрешаю.
Теландер исчез за дверью.
Реймон остался стоять с опущенной головой, сгорбившись, как будто
готов был рвануться куда-то. Но идти ему было некуда. Ингрид Линдгрен
смотрела на него некоторое время — минуту или чуть больше по времени
корабля, четверть часа в жизни звезд и планет — прежде чем сказала, очень
мягко:
— Что ты от него хочешь?
— Ну, — Реймон принял обычную позу. — Его приказа, чтобы набрать
полицейских в запас. Он наговорил мне каких-то глупостей вроде того, что я
не верю своим товарищам.
Их взгляды встретились.
— И не хочешь оставить их в покое в часы, которые, возможно,
последние в их жизни, — сказала она.
Впервые с момента разрыва они перестали обращаться друг к другу со
стопроцентной вежливостью.
— Я знаю. — Реймон словно выплевывал слова. — По-моему, им нечем
особенно заняться, кроме как ждать. Так что они проведут это время… за
разговорами, чтением любимых стихов, за трапезой, сервированной любимыми
блюдами, с повышенным рационом вина, бутылками с Земли, за просмотром
музыкальных, оперно-балетных, театральных лент или занимаясь любовью.
Особенно, занимаясь любовью.
— Разве это плохо? — спросила она. — Если мы должны исчезнуть, не
лучше ли, чтобы это произошло цивилизованным, спокойным, исполненным любви
к жизни образом?
— Будучи чуть менее цивилизованными и прочее, мы можем повысить наши
шансы на то, что не исчезнем.
— Ты так боишься умереть?
— Нет. Мне просто нравится жить.
— Я задумалась вот над чем, — сказала она. — По-моему, твоя грубость
непроизвольна, ты не можешь с ней справиться. У тебя просто был такой
образ жизни. Или ты не хочешь ничего менять?
— Честно говоря, — ответил он, — увидев, во что превращают людей
образование и культура, я все меньше и меньше хочу стать образованным и
культурным.
Чувства прорвались в ней. Ее глаза затуманились, она потянулась к
нему со словами:
— О, Карл, неужели мы станем снова повторять старый спор, сейчас,
когда это, может быть, последний день нашей жизни? — Он стоял неподвижно.
Она продолжала торопливо. — Я любила тебя. Я хотела, чтобы ты был со мной
всю жизнь, был отцом моих детей — на Бете-3 или на Земле. Но мы так
одиноки, мы все, здесь посреди звезд.
Мы должны делиться той добротой,
которой можем поделиться, и принимать ее, иначе мы хуже мертвецов.