записи. Давайте обсудим проблему просто как люди, которые, я бы так
выразилась, все в одной лодке.
— Он тоже? — Вильямс указал в сторону Реймона.
— У нас должны быть порядок и дисциплина, вы же знаете, — мягко
сказала Линдгрен. — Иначе нам не выжить. Возможно, констебль Реймон
переусердствовал. А, возможно, и нет. В любом случае, он единственный
представитель правопорядка, единственный полицейский и военный специалист,
который у нас есть. Если вы расходитесь с ним во мнениях… для этого
здесь я. Успокойтесь. Я пошлю за кофе.
— С позволения первого помощника, — сказал Реймон, — я бы хотел уйти.
— Нет, нам еще есть что вам сказать, — резко бросила Глассгольд.
Реймон продолжал смотреть в глаза Линдгрен. Между ними словно
проскакивали искры.
— Как вы пояснили, мадам, — сказал он, — моя работа — блюсти закон на
корабле. Не больше и не меньше. Этот разговор превратился в личную
доверительную беседу. Я уверен, что леди и джентльмен будут чувствовать
себя лучше, если я уйду.
— Думаю, вы правы, констебль, — кивнула она. — Вы свободны.
Он встал, отдал честь и вышел. Поднимаясь наверх, он встретил
Фрайвальда, который приветствовал его. Реймон поддерживал некое подобие
сердечности со своими дружинниками.
Он вошел к себе в каюту. Кровати были опущены и соединены в одну.
Чи-Юэнь сидела на кровати. На ней был светлый, украшенный оборками
пеньюар, который делал ее похожей на девочку — маленькую и печальную.
— Привет, — сказала она без выражения. — В твоем лице буря. Что
случилось?
Реймон сел с ней рядом и все рассказал.
— Ну и что, — сказала она, — ты очень их винишь?
— Нет. Думаю, нет. Хотя… не знаю. Предполагалось, что эта толпа —
лучшее, что могла собрать Земля. Интеллект, образование, личная
стабильность, здоровье, самоотдача. И они знали, что никогда не вернутся
на родину. В лучшем случае, они вернулись бы домой, постаревшие на большую
часть века.
И они знали, что никогда не вернутся
на родину. В лучшем случае, они вернулись бы домой, постаревшие на большую
часть века. — Реймон провел пальцами по своим жестким, как проволока,
волосам. — Положение изменилось, — вздохнул он. — Мы отправляемся к
неведомой судьбе — возможно, к смерти; наверняка к полной изоляции. Но
разве это так уж отличается от того, что мы планировали с самого старта?
Неужели это может сломать нас, превратить в развалины?
— К сожалению, это так, — сказала Чи-Юэнь.
— И ты туда же. Я рассчитывал на тебя. — Он свирепо глянул на нее. —
Сначала ты была занята — хобби, теоретическая работа, составление
программы работ, которые ты планировала вести в системе Беты Девы. И когда
случилась катастрофа, ты отреагировала нормально.
Тень улыбки скользнула по ее лицу. Она погладила его по щеке.
— Ты меня вдохновлял.
— Но с тех пор… ты все чаще и чаще сидишь и ничего не делаешь. У
нас с тобой начиналось что-то настоящее; но в последнее время ты не
слишком часто общаешься со мной всерьез. Тебя редко интересуют разговоры,
или секс, или что-нибудь еще, в том числе и другие люди. Ты больше не
работаешь. Ты больше не строишь грандиозных планов. Ты даже не плачешь в
подушку после того, как выключен свет… да, я не спал, я лежал и слушал,
как ты плачешь. Почему, Ай-Линг? Что случилось с тобой? С ними?
— Мне кажется, что у нас просто нет твоего первобытного стремления
выжить любой ценой, — сказала она почти неслышно.
— Есть цена, которую я бы тоже не стал платить за жизнь. Но в нашем
положении… У нас есть все необходимое. Определенная доза комфорта.
Приключение, которого никогда еще не бывало. Что не так?
— Ты знаешь, какой сейчас год на Земле? — вопросом на вопрос ответила
она.
— Нет. Это я убедил капитана Теландера убрать те часы. К ним
выработалось слишком болезненное отношение.
— Большинство из нас все равно самостоятельно ведут подсчеты. — Она
говорила ровным безразличным тоном. — В настоящий момент, я полагаю, на
родине примерно лето Господне 10000. Прибавь или отними несколько
столетий. О да, я учила в школе концепцию, что синхронизация времени в
релятивистских условиях недействительна. И я помню, как ожидалось, что
столетняя отметка будет огромным психологическим барьером. Несмотря на
это, растущие даты имеют смысл. Они делают нас абсолютными изгнанниками.
Уже. Безвозвратно. Возможно, наш род уже вымер. Цивилизация могла уже
погибнуть. Что произошло на Земле? Во всей галактике? Что совершили люди?
Кем они стали? Мы никогда не разделим их судьбу. Мы этого лишены.
Он попытался сломить ее апатию резкостью.
— Что с того? На Бете-3 мазер доставлял бы нам вести, состарившиеся
на поколение. И больше ничего. А наши индивидуальные смерти тоже отрезали
бы нас от вселенной.
Обычная участь человека. Почему мы должны скулить,
если наша судьба приняла необычный оборот?
Она серьезно оглядела его, прежде чем ответить:
— Тебе самому не нужен ответ. Ты хочешь заставить меня найти его для
себя.
Ошеломленный, он ответил:
— Ну… да.
— Ты понимаешь людей лучше, чем хочешь дать понять. Это твоя работа,