тюремных охранников.
Конвоиры сдали нас с рук на руки долговязому капралу, обшлага блекло желтого мундира которого едва доходили до запястий. Тот, оглядев нас с
головы до ног, с презрительной миной поставил три галочки в длинном свитке тюремного писца.
Я уже начал надеяться на скорое освобождение от порядком надоевших за минувшие сутки наручников, но вместо этого рядовые пехотинцы загнали
нас в один из фургонов и, продев через кандалы прикованную с одной стороны к борту цепь, защелкнули пахнувший маслом замок на другом ее
конце. И так уж получилось, что запах свежей смазки был здесь самым приятным. Все остальные: вонь давно немытых тел, мочи, блевотины и
гниющих язв — вполне могли сбить неподготовленному человеку дыхание.
Твою тень! Мало того что кандалы не сняли, так теперь еще и с поднятыми над головой руками всю дорогу сидеть — длины цепочки на большее не
хватало. Нам с Арчи еще ничего, а вот Шутнику несладко придется.
Я попытался поудобней устроиться на тянувшейся вдоль борта жесткой скамье и огляделся. Помимо нас, в фургоне оказалось еще дюжины полторы
человек. Рожи у всех откровенно бандитские: ножевые шрамы, отрезанные носы и уши, гнилые обломки вместо зубов. Да уж, попадись такие
навстречу, добропорядочный горожанин еще за полсотни шагов кошель рукой придерживать начнет. Интересно, зачем герцогу это отребье в армии?
Неужели его дела настолько плохи?
— О, пополнение! Вас сюда за что определили? — обрадовался нашему появлению сидевший у противоположного борта человек, каторжанское клеймо
на щеке у которого не могла скрыть даже густая борода.
— Да ни за что! — Я приподнялся и почесал нос о правое запястье.
— Бывает, — понятливо кивнул тот и замолчал.
— И сколько сейчас ни за что дают? — непонятно с чего решил продолжить расспросы мой второй сосед.
— Я до стольки считать не умею.
Смерив его оценивающим взглядом — ну никак не походит этот хлыщ в рваной сорочке на голое тело на серьезного человека, — я отвернулся и
закрыл глаза. Хоть подремлю, пока возможность есть. Ночью дознаватели, сволочи, поспать так и не дали.
Сколько мы еще простояли, даже не скажу — задремать удалось практически моментально. Проснулся я, когда фургон тронулся с места: меня
качнуло, и кандалы больно врезались в натертые запястья.
Проснулся я, когда фургон тронулся с места: меня
качнуло, и кандалы больно врезались в натертые запястья. Видимо, больше лейтенанту удача так и не улыбнулась — между нами и задним бортом
разместились только два пехотинца, а новых заключенных не появилось. Хотя, может, их просто в другой фургон определили.
— И куда нас сейчас? — угрюмо поинтересовался Арчи у сидевшего напротив меня бородача.
— Форт Норгвар, — процедил сквозь зубы тот и отвернулся.
Посмотрев на меня, Арчи удивленно приподнял брови, но я лишь покачал головой: не сейчас. Норгвар. Это название было определенно мне
знакомо, вот только ничего конкретного припомнить так и не удалось. И ведь даже не вспомнить, кто мне про него что толковал…
— Что он сказал? — Шутник дотянулся до задумавшегося Арчи носком сапога.
— Нас везут в Норгвар. Это форт на самой границе с Долиной Кедров.
В этот момент фургон резко затормозил, но недовольные крики и проклятия моментально стихли, стоило одному из пехотинцев постучать в борт
весьма увесистой на вид дубинкой. Забравшийся внутрь тюремщик, сверяясь со списком, пересчитал заключенных по головам, что то у себя
пометил и выпрыгнул наружу. Раздался скрип поднимающейся решетки, и вскоре колеса фургона вновь запрыгали на ухабах.
Как оказалось, дремать в стоящей повозке было куда сподручней, чем в повозке, то и дело подскакивавшей на рытвинах и ухабах. Кисти рук
вскоре онемели, а ногти приобрели непередаваемый молочно синюшный оттенок.
Шутник первое время еще порывался расспрашивать Арчи, но вскоре, поняв, что ничего конкретного тот сказать не в состоянии, сосредоточился
на разглядывании мелькавшего в узкой щели оконце придорожного пейзажа. Время от времени он что то бормотал себе под нос — то ли ругался, то
ли молился. Слов разобрать не удалось.
И так всю дорогу. Несколько раз мне удавалось задремать, но вскоре рывки кандалов и ругань Шутника прогоняли сон. И чем дальше мы отъезжали
от Логвара, тем сильнее становились рывки и громче звучали богохульства Габриеля. Так что, когда возница остановил лошадей и пехотинцы,
лязгнув задвижками, откинули задний борт, я даже обрадовался. Заглянувший внутрь долговязый капрал приказал разомкнуть замок, запирающий
тянувшуюся вдоль противоположного борта цепь, и несостоявшиеся каторжане по одному начали покидать фургон. Снаружи сразу же раздался лязг
сбиваемых кандалов, и вскоре один из пехотинцев закинул обратно целую охапку цепей.
Очередь до нашего ряда дошла не скоро, и, когда цепь оказалась разомкнута, Шутник выпрыгнул наружу с обвисшими, словно плети, руками. Я
выбрался следом и начал дуть на сбитые в кровь запястья, но какой то солдатик в новеньком камзоле расцветок пехотинцев Ранлоу тут же
подтащил меня к обнаженному по пояс кузнецу, который как раз закончил сбивать кандалы с Арчи. Мускулистый крепыш был, несомненно, мастером