неплохо было бы. А то как в прошлый раз — чуть ли не на ощупь по кустам лазить придется. Я то еще хоть что то различал, а Шутник, бедолага,
в кротовью нору умудрился провалиться. До сих пор хромает.
— Куда торопимся? — Глядя на сгущавшиеся сумерки, я все же рискнул отвлечь Мартина от работы.
— А тут село неподалеку монастырское. Там и заночуем. Да и часть товара распродадим — село богатое. — Старшина помял в руках голенище
сапога и с сожалением кинул его мне. — Примеряй.
— Спасибо! — поблагодарил его я и, ничуть не покривив душой, добавил: — Слов нет, до чего хороши.
Сапоги действительно сидели как влитые. Будто в них и родился. Как босиком, честное слово. И как он такое чудо практически у меня на глазах
сотворить умудрился? Нет, за такое дело и трех жалований отдать не жалко.
И как он такое чудо практически у меня на глазах
сотворить умудрился? Нет, за такое дело и трех жалований отдать не жалко.
— Носи на здоровье, — усмехнулся в усы Мартин, но мне показалось, что похвала пришлась ему по душе.
Село и вправду оказалось совсем не бедным. Крепкий частокол, добротные дома, во многих окнах стекла, почти все крыши покрыты черепицей, а
не гнилой соломой. И не привычная серость кругом, а резные наличники, фигурные флюгеры, выкрашенные в яркие цвета стены. Народу на улице —
не протолкнуться, сразу видно, мы сюда под самое окончание какого то праздника угодили.
И, что самое интересное, все без исключения — дети, бабы, мужики, молодые девки и парни — тут же окружили фургоны и принялись высматривать,
какие товары купец привез на этот раз. У меня аж голова пошла кругом: шум, гам, свист. Того и гляди чего нибудь сопрут. Дети носились сломя
голову и дудели в вырезанные старшими братьями и папашами дудки. Бабы гоняли ребятню, одновременно распекая поддатых мужей и краем глаза
присматривая за дочками на выданье. Мужики горланили песни, втихаря хлебали вино и пытались доказать, что у них ни в одном глазу. Парни
выясняли промеж собой отношения и красовались перед девчонками. Ну а девчонки хихикали в вышитые платки, лузгали семечки и делали вид, что
до парней им нет никакого дела, ну, почти никакого…
Вынырнувший из людской круговерти деревенский староста в момент столковался с эн Рими, и мы загнали фургоны к нему во двор. Руфус оставил
караулить хозяйское добро горцев, а всех остальных отпустил в село. Вот, значит, и на нашей улице праздник случился. Не все мне с Шутником
ночью в караул заступать. Ну что же, надо таким случаем правильно распорядиться. Когда еще такая возможность появится, кто его знает? Жизнь
такая штука — сегодня от кружки пива откажешься, а завтра уже на твоих поминках пиво пить будут. Но и в загул на всю ночь уходить тоже не
дело — какие тогда из нас назавтра охранники? Так что, посовещавшись промеж собой, мы с Шутником решили взять на двоих кувшин вина и никуда
не переться на ночь глядя, а выпить его прямо у фургонов. Ну ее, эту романтику. Она нам и даром не нужна. Одна головная боль от нее.
Вот только человек предполагает, а располагает известно кто. В село нас вытащил неведомо где раздобывший белую рубаху и расшитую бисером
бархатную жилетку Арчи. Пригладив короткий ежик волос, здоровяк скептически осмотрел наши потрепанные наряды, скривился, сплюнул, но все же
предложил заглянуть в одно приличное местечко, про которое ему рассказал Руфус. Ну а мы с Шутником, само собой, отказываться не стали. Если
есть на примете заведение, почему не прогуляться?
Путь через село времени занял немного и мог бы оказаться куда короче, если б деревенские девки просто таки не вешались на шею Арчи. Парни
хмурились, сжимали кулаки, но связываться с нами не решались. Здоровяк тоже прекрасно понимал, что определенных границ переходить никак
нельзя — по крайней мере, на людях, — а поэтому никому предпочтения не отдавал и все больше отшучивался. Ту приобнимет, эту ущипнет —
глядишь, и прошли уже пол улицы. А это немаловажно — горячие головы в стаи сбиваться не успевают. Да и взрослые мужики сквозь пальцы
смотрят.
Вывел нас в итоге Арчи к длинному шатру, разбитому на лугу неподалеку от огибавшей село речушки. Подгулявшие селяне уже начинали
расходиться по домам, а поэтому отыскать место за одним из длинных столов труда не составило. Пухленькая разносчица выставила с подноса три
кружки пива, приняла от Арчи двойную медную корону и, пообещав принести чего нибудь на закуску, умчалась дальше.
— А чего это они делают? — указал я Шутнику на складывавших на телегу сбитые из досок щиты селян.
— Мишени собирают, — пригляделся тот.
— Какие, к черту, еще мишени? — удивился я.
— Ясно какие — у лучников состязания были. — Арчи сдул пивную пену с кружки и отхлебнул янтарный напиток. — Неплохо.
— Подождите, подождите, какие состязания? Откуда у них луки? — Насколько мне было известно, по имперским законам крестьянам на сотню
человек разрешалось иметь всего два лука. И за те подати платить приходилось немалые.
— Ну ты темный! — поставил изрядно опустевшую кружку на стол здоровяк. — Это же монастырские земли. Лук здесь в каждом доме. И все мужчины
старше дюжины лет должны один день в две седмицы в стрельбе из лука упражняться. Ну а тут, видно, еще и состязания устроили.
— Вот оно как… — Я сделал глоток прохладного пива и взял с принесенного разносчицей подноса зажаренное с острым соусом куриное крылышко.