не умер, в конце концов. А что? С моим везением запросто. Но ждать до завтра — это терять целый день. А я и так упустил слишком много
времени.
Помянув недобрым словом тень шляющегося невесть где Гаспара, я тяжело вздохнул, но все же решил, что без визита на городское дно обойтись
никак не получится. И откладывать это дело в долгий ящик тоже нельзя — вечером бесследно исчезнуть в темных закоулках припортовых районов
Геладжио шанс куда как выше. Об этом меня предупреждали знающие люди, а к их словам имело смысл прислушаться. Да и собственный опыт о том
же говорит.
На этот раз служивые на улице не околачивались, а спешившие по своим делам горожане оказались на редкость неразговорчивыми. Так что минут
через пятнадцать бесплодных усилий выяснить дорогу до площади Ворон мне ничего не оставалось, как окликнуть возницу, правившего медленно
объезжавшей залитые водой выбоины телегой.
— Эх, ваша милость, никак, приезжий? — вздохнул седоусый дедок, огляделся по сторонам и, понизив голос, продолжил: — Воронья та площадь,
Воронья, а площадью Ворон ее токмо душегубы промеж собой и зовут. Ну так, стал быть, сейчас по Корабельной до казармы городской стражи
дойдешь, там развилка на бульвар Гравюр будет, но тебе не туда, а дальше до самой Чумной…
Я стоял, кивал и, в конце концов, даже уверился, что смогу найти нужную площадь, но самостоятельно добраться получилось только до казармы
городской стражи — запутанные улочки города сбивали с толку и заставляли кружиться на одном и том же месте.
Ну так, стал быть, сейчас по Корабельной до казармы городской стражи
дойдешь, там развилка на бульвар Гравюр будет, но тебе не туда, а дальше до самой Чумной…
Я стоял, кивал и, в конце концов, даже уверился, что смогу найти нужную площадь, но самостоятельно добраться получилось только до казармы
городской стражи — запутанные улочки города сбивали с толку и заставляли кружиться на одном и том же месте. Дежуривший у ворот казармы
стражник скептически оглядел мой помятый камзол, но цепляться не стал и, криво усмехнувшись, все же показал, в какую сторону следует идти.
Как ни странно, именно там площадь Ворон и оказалась. Правда, от казармы до нее пришлось топать и топать.
Остановившись на краю площади, я огляделся и сам себя поздравил с принятым решением не откладывать до вечера свой визит сюда. Даже район
«Морского змея» смотрелся куда приличней, чем скопище хлипких трехэтажных хибар, которые окружили площадь Ворон так тесно, как жмутся к
костру в холодную ночь озябшие путники. Да и сама площадь оказалась всего навсего свободным от застройки пятачком, посреди которого стоял
постамент солнечных часов с выломанным стержнем.
Я оглядел дома, потом, запрокинув голову, посмотрел на едва проглядывающее сквозь пелену облаков тусклое пятно солнца и хмыкнул. По всему
выходило, что солнечные часы почти весь день находятся в тени. Интересно, это сразу так было или дома потом понастроили?
Как ни странно, в окрестностях площади было куда многолюдней, чем в более благополучных районах Геладжио: с криками и пронзительными
воплями бегали клянчившие милостыню босые дети, рылись в наваленной куче мусора бродяги, нетвердой походкой прошаркал одетый в засаленные
обноски пьяница, два явно поиздержавшихся морячка пытались снять уличную шлюху. И никто никуда не спешил. Даже распродававшая
подозрительного вида пирожки торговка меланхолично провожала взглядами проходящих мимо людей и не пыталась привлечь внимание к своему
залежалому товару.
Почувствовав чей то взгляд, я положил ладонь на рукоять ножа, но прислонившийся к стене дома оборванец, от которого так и несло едким
ароматом дурман травы, решил не испытывать судьбу и отвернулся.
А вот тебя то мне, пожалуй, и надо. А то так еще полдня вокруг площади кружить придется.
Едва не провалившись, наступив на прогнившую доску мостовой, я подошел к старательно отворачивавшемуся парнишке и кашлянул.
— Чего тебе, баклан? А? — Оборванец ссутулился и отступил на шаг назад. — Чего надо, говорю?
— Родня твоя бакланы, — я провел под глазом костяшкой большого пальца, — а я вольный человек, по городам хожу, с людьми знакомства завожу.
— Ну и иди дальше. — Парнишка совсем разнервничался и сунул руки под рваную и неоднократно заштопанную куртку.
— Обязательно пойду. Только сначала с Лордом поговорю.
— Лорд? Не знаю никакого лорда. Может, тебе еще и герцог нужен?
— Нет, только Лорд.
— Не знаю такого. Понял, да?
— Да ну?
— Не нукай! Сказал: не знаю! — чуть ли не завизжал оборванец.
— А я думаю, знаешь. — Не особо резко, но так, что парень не успел отдернуться, я ухватил его за кадык и слегка сдавил. Из ладони оборванца
выскользнула заточка и утонула в чавкнувшей грязи. — Проводи меня.
Парнишка попытался снова выдавить из себя, что ничего не знает, но лишь невнятно засипел. Широко распахнув глаза, оборванец ждал, когда
ослабнет хватка, и по мере осознания того, что этого не произойдет, его глаза открывались все шире и шире. Вцепившись руками в мое
запястье, он попытался освободиться, но, получив левой в скулу, обмяк и начал оседать на колени.