— Вернется?
— Он — мой!
— Он — твой брат! — пропела Мякоть Жемчужницы.
Любовь, разочарование и понимание смешались в ее голосе.
— Тогда я возьму его? — умоляюще проговорила Древняя.
Правая рука ее поддерживала Рохана, не давая ему упасть. Левая же коснулась щеки Тарарафе.
— Возьму его! — повторила Мякоть Жемчужницы.
Невероятным усилием масаи сумел отклониться.
Меньше, чем на дюйм. Мякоть Жемчужницы рассмеялась — звук тысяч хрустальных колокольчиков, — и ладошка ее легла на крепкую шею Тарарафе.
— ОНА соединит нас! — пропела Древняя.
— НЕТ! — Голос мужчины накрыл хрустальный звон, как удар бронзового колокола. — Нет! Твоя ночь еще не пришла! Повинуйся мне!
Власть была проявлена. Мякоть Жемчужницы не могла противостоять. Но могла — принять.
— Да, — произнесла она и тихонько вздохнула. — Ты — владыка!
Отпустив шею Тарарафе, Древняя покрепче обвила талию Рохана и повлекла-понесла его к собственному ложу. Там, уложив человека на подстилку из ароматной чуть подсохшей травы. Древняя на некоторое время погрузилась внутрь себя, прислушиваясь к зову своей Госпожи.* И, осознав этот зов, с пониманием оглядела лежащего у ее ног. Тонкие пальчики прикоснулись к голове человека. Эти пальчики, способные разорвать плоть с такой же легкостью, с какой сильный мужчина рвет гнилую тряпку, сейчас были ласковей касания беличьего хвоста. Или солнечного луча в час восхода. Мякоть Жемчужницы ласкала тело Рохана неторопливо, старательно и с абсолютным вниманием. Так кошка вылизывает котенка. Она не забыла, не пропустила ни самого крохотного участка кожи, ни единой складки, ни одного укромного уголка. Она как бы помечала Рохана этими прикосновениями, и капельки незримой силы, стекавшие с ее пальцев, впитывались такими же незримыми порами смертного тела Рохана. То был древний обряд, подсказанный Госпожой. Теперь, может быть, когда человек очнется, у Мякоти Жемчужницы хватит смелости преступить запрет владыки. ОНА хочет другого. И ОНА сильней!
Древняя тихонько засмеялась, оглядев тело мужчины, лежащее у ее пушистых колен. Все оно, от макушки до пальцев нег, мерцало и переливалось огнем Мякоти Жемчужницы. Человек очнется и соединится с Древней! Он будет первым, кто соединится с Мякотью Жемчужницы.
А она будет первой из рожденных от семени владыки, кто обретет соединение. Мякоть Жемчужницы насладится человеком, примет его семя и отдаст жизнь человека ОНЕ, Госпоже, как та желает. Пусть только он очнется…
Тарарафе ощутил прикосновение Зла. И страх дал ему силу на короткий миг вернуть власть над собственными мышцами. Но силы этой хватило лишь на то, чтобы немного откинуть голову назад. Слишком мало силы, чтобы бежать от Зла с голосом женщины. И когда по велению мужского голоса Древняя оставила масаи, тот не обманулся. «Мужчина», «женщина» — человеческие слова, не более. Мужчины и женщины остались там, наверху, в мире жизни. Здесь же лишь духи Зла окружали Тарарафе. А от Зла исходит только Зло.
Безумный страх, укрепивший силу масаи, пугал. Тот, с мужским голосом погасил его. Вот потому-то он был для Тарарафе опасней женского духа! Потому что — сильней. Счастьем будет, вам Тарарафе умрет! Но масаи не слишком на это надеялся.
— Ласкающий Ветер! — произнес тот, кого Мякоть Жемчужницы назвала владыкой. — Подойди!
Он мог бы не говорить вслух, позвать Древнюю мысленно. Но каждое новое слово было стежком, укрепляющим ткань его собственного мира.
Избранная им Древняя оставила менее удачливых и приблизилась.
— Ласкающий Ветер! Хочешь ли ты вновь соединиться?
— С тобой?
Древняя застыла, не смея прикоснуться к своему повелителю. Но желание объяло ее.
— Нет!
Слово, как нежнее, но властное прикосновение отодвинуло Древнюю назад.
— Дитя Дыма!
— Он?
Ласкающий Ветер быстро повернулась к Тарарафе. Разочарование ее растаяло. Придя из прошлого, Древние существовали только в настоящем. И жили только им.
Потому чувства их были переменчивы, как языки пламени.
— Он!
Голос повернул Древнюю, и ладони ее легли на запястья Дина Джибса.
— Иди!
Ласкающий Ветер повиновалась приказу с куда большей охотой, чем Джибс — ее собственному. Но мышцы американца, его тело, идеальный инструмент, созданный десятилетиями тренировок, — все стало чужим. Ласкающий Ветер одарила своего владыку потоком признательности. Она была счастлива!
Тарарафе слышал, как увели Рангно. И знал: теперь его очередь. Десятки злых существ теснились вокруг, непроглядная тьма была пропитана запахом Зла.
Тарарафе помнил немало заклинаний против злых чар. Но любое заклинание должно быть произнесено, подкреплено движением и соединено с миром посредством предмета. Такова магия Черных. И Тарарафе ничего не мог противопоставить Злу, когда горячая рука обняла его торс. Горячая сильная рука с кожей гладкой, как обратная сторона лепестка мтолу. Прикосновение более страшное, чем касание холодной чешуи удава. Злой дух увлек масаи в темноту логова, и через несколько мгновений Тарарафе был распростерт навзничь. Тьма окончательно сгустилась над ним.
Не властный шевельнуть даже веком, масаи чувствовал все. Высохшие травинки, от которых зудела кожа спины, твердость и прохладу каменного основания пещеры под соломенной подстилкой, сухой и прохладный воздух подземелья. Ни в одной из пещер масаи не встречал подобного воздуха.