— М'Батту? Да!
— Вспомните, он ведь не обнаружил на месте происшествия никаких следов. Если не считать ботинок самого Штабба.
— Здесь нет змей! — сказал полковник. — Если девушка идет купаться босиком… много ли останется следов?
«Он принял версию о девушке!» — подумал Веерховен.
— Если откинуть в сторону предположение, что Штабб совокупился с одной из здешних неуловимых антилоп, — сказал Веерховен, — есть лишь одно место, где можно скрыть девушку от наших глаз! И лишь один человек, который может это сделать? И я думаю, что если пойти к этому человеку и все выяснить…
— Нет! — покачал головой полковник.
— Почему нет, сэр? Позвольте узнать?
— Потому, лейтенант, что я всегда неплохо относился к старине Курту! И хочу, чтобы его похоронили по-человечески. Надругательство над телом офицера, белого офицера, лейтенант, может дурно повлиять на моих солдат!
— Вот это точно! — поддержал доктор.
— Не понимаю вас, сэр!
— Как ты думаешь, какова будет реакция нашего работодателя, узнай он, что Штабб изнасиловал его подружку? Будущую подружку, если верить словам дока! Пока сама она молчит, мы тоже будем молчать!
— Не уверен, что имело место насилие, — пробормотал врач.
Но его не услышали.
— Так, — заключил полковник. — Мы не будем тревожить господина Еджава Вулбари непроверенными предположениями.
— Что же ему сказать?
— А вот это — моя забота, лейтенант! Мэт! Ты тоже меня понял, верно?
— Да, Харви!
— Разрешите идти, сэр? — спросил Веерховен.
— Минуту, лейтенант!
Бейсн подошел к Рихарду, приблизил почти вплотную свое длинное лицо.
— Штабб мертв, лейтенант! — сказал он. — Капитан Штабб! Он был моим старым другом, но это для вас не так важно! А важно то, что теперь вы — единственный мой офицер! И я надеюсь на вас, лейтенант!
— Я не подведу вас, сэр! — сухо ответил Beepxoвен.
— Это все, сэр?
— Да! — со скрытым неудовольствием произнес Бейсн, отодвигаясь. — Да. Можете идти!
Веерховен козырнул и покинул лазарет.
За истекшие полчаса снаружи стало еще жарче. Больше всего Рихарду хотелось спуститься вниз к морю и выкупаться. Он отчетливо представил себе шелковую серебрящуюся поверхность океана, прохладную воду, обнимающую тело… Но никто, кроме патрулей, не имел права покидать территории базы. Это был приказ полковника. Возможно, лейтенанта Веерховена он и не касался, но как отнесется Бейсн к тому, что его офицер, вместо того чтобы заниматься делом, отправится купаться? А работы у Рихарда — непочатый край. Кому, как не ему самому, об этом знать!
Лейтенант вздохнул и зашагал мимо второго солдатского барака к своему домику. Сбоку от казармы трое поваров под навесом из пальмовых листьев жарили на открытом огне мясо. Рядом, в полностью автоматизированном армейском котле, варился суп. Веерховена позабавило сочетание этих двух способов приготовления пищи. Первому было по меньшей мере десять тысяч лет. Второму — чуть больше десятилетия.
— Хорошие финики, лейтенант! — Один из поваров стоял рядом и протягивал Веерховену кулек, свернутый из листа дынного дерева.
— Спасибо!
Сплевывая на землю косточки, Веерховен обогнул элегантное бунгало, стеклянная стена которого так и сияла на солнце, ответил на приветствие часового, истекавшего потом у открытой двери резиденции Вулбари, и подошел к собственному домику.
Построенный из таких же сборных конструкций, как и все остальное, трехкомнатный домик Веерховена выглядел приятнее, чем солдатская казарма. Он смотрелся бы еще лучше, если бы не ядовито-зеленый цвет деревянных стен и крыши. Но главной частью дома была не та, что располагалась над землей.
Войдя, Рихард пересек первую комнату и по узкому коридору прошел в крохотное помещение без окон. Наклонившись, он откинул крышку люка. Под ней была стальная плита с тусклым красным глазком в углу. Веерховен прижал к опознавателю большой палец, и плита с негромким жужжанием отползла в сторону, открыв винтовую лестницу, огибающую железный столб.
Стальная плита встала на место раньше, чем нога Веерховена коснулась последней ступеньки. И сразу же скрытая пружина вернула на место деревянную крышку люка. Это были естественные меры предосторожности: здесь, под зеленым домиком, размещался Контрольный Центр управления всеми системами слежения и огня на острове.
Чернокожий охранник, вскочивший на ноги, едва сдвинулась стальная плита наверху, коснулся пальцем края каски и опустился на стул.
— Здравствуйте, лейтенант! — Один из операторов Веерховена, МТанна, одарил начальника сверкающей улыбкой. Второго оператора не было: с двумя специалистами он устанавливал еще одну телекамеру на западном берегу острова.
— Привет!
Веерховен опустился в собственное кресло и ввел код. Один большой и три малых экрана могли дать «картинку» с любой из ста тридцати шести камер «явного» наблюдения и шестнадцати, допуск к которым открывался специальным паролем. Кроме того, со своего пульта он мог активизировать любую из огневых точек: от пулеметов на периметре базы до самонаводящихся ракет «поверхность» — «воздух» и «поверхность» — «поверхность», размещенных в шахтах по всему периметру острова.
Информация с камер открытого наблюдения поступала на шестнадцать дисплеев дежурного оператора. Каждую минуту изображения автоматически менялись. Вся информация записывалась и хранилась в течение шести дней. На седьмой девяносто шесть процентов ее уничтожалось, если не поступало отменяющей команды.
На седьмой девяносто шесть процентов ее уничтожалось, если не поступало отменяющей команды.
К сегодняшнему вечеру, когда будут закончены работы на западном берегу острова, система войдет в автоматический режим слежения. То есть любое судно или самолет, оказавшиеся ближе, чем в полумиле от острова, и при этом ниже, чем в тысяче футов над уровнем моря, будут уничтожены, если на них не установлен кодовый передатчик. Или если команда на уничтожение не будет отменена отсюда, из КЦ.