И тут брандер рванул. Вспышка первого взрыва почти слилась с оглушительным грохотом второго — на фрегате рванули бочки с порохом на орудийной палубе, а следом и пороховые погреба. Конец большинства флибустьеров стал очень быстрым.
Едва отсвистели осколки, как над фальшбортом бригантины по приказу Кабанова зажглись фонари, указывая пловцам путь. Одну из шлюпок немедленно спустили на воду. Конечно, никто не знал, живы ли Костя и Гена? Не погибли ли они при взрыве? Если даже до бригантины долетели осколки и горящие обломки, чуть не вызвав пожар, не убило ли ими ребят в море?
Но за отчаянных — Бог. И Сорокина, и Грушевского подняли на шлюпку живыми. Вот только Гену ударило доской по голове (к счастью, вскользь) и он теперь уверял всех, что шишка вырастет громадная…
Часть четвертая: Архипелаг
38. Флейшман. Праздник и выборы
Чувство человека, приговоренного к смертной казни и в последний момент помилованного — вот что испытывали мы все после уничтожения пиратского фрегата. В этот радостный для нас миг были напрочь забыты и усталость, и неимоверное нервное напряжение последних дней. В нас возродились неведомые доселе силы: мы стали единой командой, только что одержавшей полную победу при самых тяжелых для себя обстоятельствах.
Вряд ли счастье было бы столь полным, если бы кто-нибудь в тот момент мог задуматься о дальнейшем. Да, нам удалось избежать страшной опасности и уцелеть, но это не означало возвращения в привычный нам мир. Мы по-прежнему оставались в глубоком прошлом, где все было для нас чуждо. О прежнем безбедном существовании мы могли забыть. И уж тем более о таких привычных вещах, как автомобили, телефоны, телевизоры, квартиры с отоплением, электричеством, ванными и туалетами — всего, без чего и жизнь — не жизнь. Быт — чрезвычайно важная штука, однако речь даже не о нем. Человек — продукт конкретного социума, и только в нем он способен полностью самореализоваться и занять подобающее ему положение. Мы были свидетелями и участниками кардинальнейших перемен, но они были растянуты на несколько лет, и люди смогли к ним приноровиться. Но сейчас все обстояло совершенно иначе. Прошлое, внезапно ставшее для нас настоящим, оказалось абсолютно непривычным, в нем не имелось ни единой точки опоры. Мы стали в нем нечаянными и нежданными пришельцами, ничего не знающими, ничего не умеющими и не имеющими. Чтобы выжить, нам предстояло начать все с нуля, проявить не только недюжинный ум, но и максимальную гибкость. Даже поведение и то требовалось изменить самым кардинальным образом, а многие ли способны на это?
Но той ночью мы не думали ни о чем плохом. У нас были корабль, свобода и жизнь, а все прочее пока не имело значения. Совсем недавно мы стояли на пороге предельного отчаяния, и вот теперь наступила психическая разрядка. Мы радовались как дети, обнимали и поздравляли друг друга, а на наших воинов смотрели как на богов, в трудную минуту сошедших к нам с неба.
Однако, корабль — не твердый берег, он постоянно нуждается в управлении, и Ярцев первым принялся за дело и заставил нас последовать своему примеру.
Наше счастье было настолько велико, что никакая работа оказалась не в тягость.
Напротив, нам было на удивление приятно с шутками и смехом ставить паруса, тянуть всевозможные шкоты и знать, что это поможет быстрее отойти от ненавистного острова. Все трудились дружно и споро. Бригантина, слегка покачиваясь на слабой волне, стала удаляться от места недавней схватки.
Поднявшись на квартердек, я увидел беседующих Кабанова и Ярцева, и направился к ним.
— … остановить их мы, к сожалению, бессильны, — донесся до меня усталый Серегин голос. — Люди пережили второе рождение и просто заслужили краткий отдых. Мы не сможем заставить их нести вахту всю ночь, но и оставаться у берега в темноте тоже опасно. А, Юрик! — увидел он меня. — Хорошо, что подошел. Мы тут решили назначить тебя помощником капитана. С парусным делом ты знаком, навигацию немного знаешь, а Валере одному не обойтись. Согласен?
— Раз надо… — пожал я плечами. Я догадывался, что меня ждет нечто подобное, и не удивился предложению. Но самолюбию было приятно: я никогда не хотел стать самым главным, но и в самом низу находиться не любил. — О чем толкуете?
— Все о том же, — улыбнулся Кабанов. — Где бы переночевать? У самого берега — опасно, куда плыть — неизвестно. К тому же люди устали. Пусть отдохнут до утра, а там все и решим.
Я увидел, что Сергей тоже вымотан до предела. Даже непонятно, как он держится на ногах? Уверен: он — единственный среди нас, кто испытывал не воцарившуюся на бригантине радость, а лишь смертельную усталость, непробиваемую для остальных чувств.
— Можно просто бросить якорь вдали от берега, — предложил Валера. Он тоже выглядел усталым, но далеко не до такой степени, как наш шеф-командор. — Погода испортиться не должна. Назначим короткие вахты, а остальные пусть отдыхают.
— Хорошо, — кивнул Кабанов. — Косте и Гене дадим отдых, остальную четверку я разобью на пары, а сам подежурю один. Выделишь мне трех моряков, и по одному на прочие дежурства. Первая вахта моя, а там делитесь, как хотите.