Постой-ка, осенило вдруг меня. Толку от нас действительно никакого. Исключение — несколько человек из нашей бывшей службы правопорядка. Остальные, если называть вещи своими именами — не более чем обуза. Может, Гриф решил избавиться от нас? Подобьет Кабанова — тот нашу деловую братию не жалует, — Кабан шепнет пару слов своим ребятам, и все тихонько смоются в поисках более уютного убежища. И ни один суд их не осудит. Никто не обязан жертвовать своей жизнью, спасая других, а на мораль Гриф давным-давно наплевал. Иначе бы и Грифом не был.
Не могу сказать, что эта мысль показалась мне забавной. Оказаться брошенным на произвол судьбы со всем здешним стадом не хотелось и секунды. Но чем я могу пригодиться Грифу? Или Кабану? Вопросик на засыпку.
Причину своей необходимости я так и не отыскал, но все же решил наблюдать внимательнее. Чем черт не шутит? Вдруг удастся навязаться в честную компанию? Ленкой поманить их, что ли? Девчонка она красивая и, что гораздо важнее, умелая.
Чем черт не шутит? Вдруг удастся навязаться в честную компанию? Ленкой поманить их, что ли? Девчонка она красивая и, что гораздо важнее, умелая.
Перед самым закатом скончался Жора. Я никогда не доверял ему, но мне было жаль, что от нас ушел профессионал, ни в чем не уступавший напавшим на нас бандитам. Вдвойне было печально, что с минуты на минуту должна была наступить ночь, а Кабана все не было. Умение — умением, но вдруг и он ушел, как Жора — навсегда?..
26. Наташа. Лесные ужасы
Я очнулась от грубого прикосновения мужских рук. Голова раскалывалась от боли. В первый момент я ничего не соображала. Инстинктивно открыла глаза и увидела над собой гнусные обросшие щетиной рожи. Все они расплывались в плотоядных улыбках, демонстрировали гнилые щербаты зубы, и я содрогнулась, представив свою судьбу.
— О, одна уже очнулась! — Говорили по-английски, но с таким ужасным акцентом, что я едва разобрала смысл.
— А она ничего, — деловито отозвался другой. — Только больно костлява, как водовозная кляча.
— Кто вы такие? — спросила я, старательно выговаривая слова.
— О! Крошка знает человеческий язык! — удивился молодой пират, одетый намного лучше остальных, но столь же грязный и вонючий. — Тогда, прежде чем мы с ней потешимся, хочу задать несколько вопросов. Поднимите ее!
Меня рывком подняли на ноги, прислонили к дереву и, заведя назад руки, крепко связали их по ту сторону ствола.
— Джордж! Вы еще не ушли? Я же приказал отнести ружье на бригантину, и быстро! — прикрикнул молодой.
Несколько разбойников с откровенным неудовольствием покинули место предполагаемой забавы.
Воспользовавшись возникшей паузой, я огляделась. Неподалеку от меня в позе младенца в утробе лежал мой бывший кумир Миша Борин. Не оставалось сомнений, что он уже мертв. Пашку я не видела — наверное, он лежал где-то в стороне, зато Юленька была у меня перед глазами. Слабое подрагивание ее рук подсказывало, что она жива. А над ней и передо мной стояли семь здоровенных, хотя и невысоких мужиков. Молодой был одет в какой-то старинный камзол, прочие — в грубые штаны, рубашки, куртки.
— Кто вы такие? — в привычной властностью спросил молодой.
— Русские. — Я не видела причин скрывать своей национальности.
— Кто? — удивленно переспросил молодой. — Никогда не слыхал ни о каких русских!
— Наверно, местные туземцы, сэр, — предположил один из разбойников.
— Какие туземцы? Она похожа на европейку, — поморщился молодой и неожиданно влепил мне пощечину. — Отвечай, шлюха!
— Мы русские моряки. С круизного лайнера «Некрасов». Россия. Москва, — с трудом выговорила я сквозь проступившие слезы.
— Москва… — повторил за мной молодой. — А, московиты! Слыхал. Азиатский народ где-то на востоке. Но разве у вас есть выход к морю?
Его монолог прервал вырвавшийся у Юленьки стон. Бандиты повернулись к моей подруге. Двое наклонились и принялись деловито сдирать с нее одежду, отпуская грубые шуточки и замечания. Юленька очнулась, попробовала вырваться, но безуспешно.
— Том! Пол! Потом! — прикрикнул на них молодой. — Дайте договорить с этой.
Видно, он был у них за главного, и пираты, несмотря на похоть, остановились.
— Сколько вас человек? — спросил молодой. — И не ври, будто не знаешь. Хотя баба, она и есть баба!
— Я и правда не знаю, — сказала я.
Хотя баба, она и есть баба!
— Я и правда не знаю, — сказала я. — Я не начальник.
— Баба — начальник! — переиначил мои слова один из разбойников. — Представляете, парни? Ну и нравы у них в Московии!
И подонки дружно заржали, точно никогда не слышали, что на свете есть женщины-директора и женщины-президенты.
— Люблю веселых крошек! — заявил молодой и вдруг резким движением разорвал на мне майку сверху донизу.
Лифчика в то утро я не надевала, и разбойник, грубо потискав мне груди, заявил:
— Эту я попробую первым. Развяжите ей руки!
Пока остальные выполняли приказ, он освободил меня от остальной одежды.
Едва почувствовав свободу, я попыталась броситься наутек, но ноги от страха слушались плохо, и подскочивший вожак влепил мне такую затрещину, что я полетела кувырком на траву. Ослабевшая было головная боль вспыхнула с новой силой. Не успела я встать, как молодой навалился на меня. Из его рта воняло, как из выгребной ямы, и я поняла, что сейчас меня вытошнит.