Кто-то — кажется, менеджер, — пустил по кругу бутылку коньяка, и мы выпили ее прямо из горлышка, не чувствуя ни крепости, ни вкуса. Все мы были немного одуревшие, ни черта не соображали, и никто из семерых даже не подумал, что лучше уйти куда-нибудь подальше.
— Нет, я этого так не оставлю! — продолжал качать права Борин. — Я на наших морячков в суд подам! Сперва устроили крушение, забросили неизвестно куда, а теперь натравили каких-то психованных киношников. Издеваются, как хотят, а я, между прочим, не фуфло какое-нибудь!
— Я этих морячков и их заступничков вот этими руками… — пообещал Костя, демонстрируя здоровенные ручищи.
Мы с Юленькой переглянулись. При таких настроениях нам, пожалуй, опаснее было оставаться здесь, чем ходить в одиночку.
Мы с Юленькой переглянулись. При таких настроениях нам, пожалуй, опаснее было оставаться здесь, чем ходить в одиночку. Только как незаметно покинуть это скопище неврастеников? Мы все сидели у края поляны рядом с густо разросшимися кустами, но где-то за кустами были и наш береговой лагерь, и место пиратской засады. Возвращаться туда явно не стоило, а в другую сторону поляна тянулась довольно далеко, и незаметно пересечь ее под цепким взглядом пяти пар глаз вряд ли удастся.
— А между прочим, — вдруг вспомнил Костя, обращаясь к Пашке. — Ты тоже с морячками и их прихвостнем ходил.
— Тебя спросить не догадался, — огрызнулся Пашка.
— Чего? — приподнялся с места Костя. — Хамишь? Да я таких за бакс десятками покупал!
— А я таких, как ты — за рубль сотнями. И говорили — много даю! — не остался в долгу Пашка.
Костя не нашел, что ответить, и со злостью пнул Пашкину сумку, да так, что она отлетела в кусты.
— Достань, гнида! — Пашкино лицо стало пунцовым от гнева, он тоже вскочил.
Они стояли друг против друга, позабыв обо всем: об опасностях, о том, что мы находимся на необитаемом острове, что нас осталось очень мало, и что на нас идет охота…
— Перестаньте ссориться, господа! — попытался образумить их менеджер, но его не стали слушать.
— Видал? — разгорячившийся Костя сунул Пашке под нос здоровенную дулю. — Выкуси!
Пашкины нервы не выдержали. Он дернулся и врезал Косте так, что тот свалился. Пашка с неожиданным проворством подскочил к упавшему и от души добавил поднимавшемуся Косте ногой в лицо. Лицо сразу залилось кровью, а Пашка ударил еще раз куда-то под ребра и торжествующе застыл над поверженным противником.
Торжество его оказалось недолгим. Затрещали кусты, и на поляну выскочило трое бандитов. Их появление стало таким неожиданным, что мы на несколько секунд застыли. Затем менеджер стал поднимать вверх дрожащие руки.
— Бежим! — дернула меня за руку Юленька. Я послушно вскочила и изо всех сил бросилась прочь.
Краем глаза я успела заметить как Пашка, подхватив какой-то чехол, припустил за нами следом, но тут опять замелькали деревья, и смотреть по сторонам стало некогда. Хорошо хоть, что мы с Юленькой были в спортивных костюмах и кроссовках — переоделись для затевавшихся соревнований. Вот только программа их изменилась, и вместо предполагаемого волейбола пришлось заняться бегом.
Сзади раздался страшный крик. Такой можно кричать лишь перед смертью, и перед смертью ужасной, но кто именно кричал, я так и не поняла. Крик подстегнул нас, когда же за спинами громыхнуло, то мы помчались так, что наверняка побили все рекорды.
Казалось, что бегу не будет конца. Мы бежали, бежали, бежали, выкладываясь без остатка, пока не обессилели, но и тогда не остановились, а побрели, едва переставляя отяжелевшие ноги и не ведая, куда идем. Мы знали только одно — позади нас смерть.
Юленька, я, Пашка, да невесть когда оказавшийся с нами Борин, — четверо из семи. Только четверо…
Судьба остальных меня не волновала. В конце концов, кто они мне? Защитнички, мать их! Ладно мы с Юленькой, но эти бугаи впятером испугались троих! А от одного они бы тоже удирали? Мужчины… Нет, уж лучше бы с нами был этот — как его? — Кабанов. Уж он-то не струсил бы. Не побоялся же один выступить против целой толпы! Или струсил бы и он? Что мы знаем о людях? Казался же мне Борин самим совершенством. И нежный, и храбрый, а на проверку… Драпака задал не хуже нас, а что до нежности… Тьфу! Даже вспоминать противно!
— Все.
— Пашка остановился посреди чащи и устало опустился на землю. — Перекур.
Я понимала, что надо идти, однако не могла сделать и шага. Пришлось опуститься рядом и привалиться спиной к дереву.
— Конина у кого-нибудь есть? — подал голос Борин. — Во рту все пересохло, так и загнуться можно.
Никто ему не ответил. У Юленьки с собой вещей вообще не было, при мне только сумочка, в которой кроме женских мелочей и шоколадки не было ничего, а Пашка так и не расстался со своим чехлом, скрывающем что-то длинное, но вряд ли съедобное.
— Вот где влипли! — прокомментировала случившееся Юленька. — Ни корабля, ни еды… Что делать будем?
Никаких предложений не последовало, и тогда Юленька ответила на свой вопрос сама:
— Надо искать наших. Не одни же мы уцелели на острове! Вместе может, что и придумаем.
— Найдешь, как же! — безразлично произнес Пашка. — Их, верно, и в живых никого нет, а если кто и остался, то спрятался в какой-нибудь щели, как таракан.