По моему мнению, перед нами только один путь. Всеми правдами и неправдами мы должны пробиться в Россию. Своя земля, она и есть своя. На ней и самая тяжелая жизнь слаще, чем на чужбине. Знакомая культура, родной язык, люди…
Боюсь, что многим все это как раз и незнакомо. Даже сочетание «новый русский» как бы подсказывает, что такой человек хоть и русский, но уже не такой, как все…
Конец семнадцатого века… Насколько я помню, это время постепенного становления Петра. Скоро начнутся азовские походы, не так долго осталось до Северной войны, основания Санкт-Петербурга, создания флота, колоссального переустройства всего государственного организма. Время зарождения грядущего величия России. Впереди ее ждут два века расцвета, пока волею судеб она не будет безжалостно сброшена в пропасть.
Но есть ли большее счастье, чем трудиться на благо Отечества и знать, что труды твои не станут напрасны? Два века…
… Но Петербург строился на костях. Люди мерли, как мухи, а на их место гнали новых и новых. За грандиозностью задач никому не было дела до чьей-то судьбы.
… Великий Государь, отец Отечества, а подданным приходилось весьма несладко, и за провинность легко можно было лишиться живота.
… Соратники, птенцы гнезда Петрова, а приглядишься — казнокрад на казнокраде, ничуть не лучше моих современников.
… И многое, многое другое. Раем на Руси и не пахло, несмотря на обилие побед и грандиозность свершений.
Или победы государства вовсе не означают улучшения жизни его граждан?
Впрочем, рост личных свобод тоже не всегда укрепляет государства. Пример — та же Россия конца двадцатого века. Свобод стало не в пример больше, чем за последние триста лет, а в итоге — разгул преступности, гибель вековых ценностей, и в конечном счете превращение государства из сверхдержавы в большую банановую республику без бананов.
Стал ли я свободнее, чем был? Вряд ли. Свобода, как и все в этом мире, в основе понятие материальное.
Свобода, как и все в этом мире, в основе понятие материальное. Нет денег — нет свободы. Любой богач из тех, кто сейчас вынужденно выполняет мои приказания, мог при желании упрятать меня за решетку безо всякой вины, убить, не понеся никакого наказания, а о попытке судится с ним и говорить не приходится. Глупо — как останавливать поезд, упираясь руками в локомотив.
Духовная же часть свободы вообще не зависит от официоза. Душа может быть свободна в тюрьме, а может быть скованной и на воле. Никогда мы не жили такой богатой духовной жизнью, как во времена застоя, и никогда она не была столь бедна, как в эпоху бесконечных демократических перемен. Вернее любых спущенных сверху директив живую душу в человеке убивают разноцветные бумажки, именуемые деньгами. Животные довольствуются тем, что необходимо для жизни. Беспрерывная погоня за материальными благами ставит человека ниже животного.
Нет, я не проповедник всеобщей нищеты. Ничто не унижает так, как бедность. Но все-таки деньги должны быть средством, а не целью.
Или мне, с моими ортодоксальными взглядами, эпоха Петра придется в самую пору? Так сказать, человек, обретший свое время.
Интересно, что в любом историческом времени никто не хочет быть внизу. Крестьянином, рабочим, строителем, холопом. Но неужели я, получивший звание капитана в тысяча девятьсот девяносто первом году, не смогу дослужиться до какого-нибудь поручика в году тысяча семисотом? Генерала с моей фамилией при Петре вроде бы не было, да и ни к чему мне такой чин. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Но вдвойне плох тот, который в мечтах забывает о реальном воинском долге.
Грядущие знания не гарантируют успехов в прошлом времени. Тактика, которой долго и не без успеха учили меня, не рассчитана на шпаги, кремневые ружья, дульнозарядные пушки. Развернутые цепи, атаки перебежками, фланкирующие и кинжальные пулеметы, — это все вещи, время которых еще не пришло. До автоматического оружия, воздушных десантов, авиации, бронированной техники человечеству еще жить да жить. Сейчас же учения наверняка сводятся к бесконечной маршировке под барабан, а бой — к действиям в сомкнутом строю. Один человек в подобных случаях почти ничего и не значит.
Будь я один — отправился бы в Россию без малейших колебаний. Про своих ребят я молчу — они все в состоянии добиться того же, что и я. Нам не привыкать к службе, тем более когда в ней виден смысл.
Ярцев? Но неужели штурман гигантского лайнера не сможет стать капитаном крохотного, по меркам двадцатого века, фрегата? Глупый вопрос. Управляется же он сейчас с бригантиной!
А бизнесмены…. Они так долго и высокомерно твердили, что удача в руках самого человека, что им будет только полезно проверить собственные рассуждения на практике. Может, кто и выбьется в люди. А не выбьется, так по той же логике сам и виноват. Шанс был дан…
Но куда девать женщин? Забудем пока о тяготах пути через океан, а затем через Европу. Что им делать на родине? О равноправии полов еще не думали и самые смелые вольнодумцы, заработать на жизнь сами они не смогут, а мужья есть не у всех.
А хотя бы и были. Четыре десятка мужиков — и ни у кого из них ни кола, ни двора. Как объяснить, кто мы и откуда взялись? Скажешь правду — не поверят. А что придумать? Дворянство переписано в каких-нибудь служилых книгах, а других относительно свободных классов на Руси нет. Решат, что мы беглые, а с такими разговор короткий. Как бы кнута не отведать, а то и чего похуже! Язык — и тот не совсем такой, на каком говорим мы. Все эти «паки», «зело»- как темный лес. Про письменность уже молчу. Яти, фиты, ижицы…