При последних словах собеседники Лудицкого многозначительно переглянулись.
— … Надо слушать, что говорят нам правительства развитых стран, и только при этих условиях наша родина станет государством, с чьим мнением будет считаться весь мир…
— Прошу прощения, Петр Ильич, — прервал разглагольствующего депутата появившийся в салоне Кабанов, хорошо сложенный, хотя и не блещущий мужской красотой начальник охраны Лудицкого. — Вас вызывают к телефону. По-моему, спикер. С ним сейчас говорит Дмитрий.
— Извините, господа. — Лудицкий гордо обвел взглядом собравшихся за столом и поднялся, всем своим видом демонстрируя собственную значимость.
— Лудицкий гордо обвел взглядом собравшихся за столом и поднялся, всем своим видом демонстрируя собственную значимость. — Даже в отпуске не дают покоя.
— Знаем мы его дела! — усмехнулся Флейшман, едва депутат вышел из салона. — Наверное, спикер хочет спросить, какая на Балтике погода, и не докучает ли морская болезнь. Развел здесь бодягу, словно мы только и мечтаем, чтобы государство обложило нас дополнительными налогами на содержание таких бездельников!
— Да, умничает Петр Ильич много, — осторожно согласился Грумов. Как человек далеко не первой молодости, он по привычке предпочитал в компаниях не очень критиковать представителей власти, хотя на свои деньги легко мог скупить добрую половину Думы.
— А ты тоже хорош! — повернулся к Флейшману Пашка Форинов. — Сидишь с умным видом и замечания вставляешь!
— Так скучно же, Паша! Мужик ты неплохой, но кроме денег да баб говорить с тобой совершенно не о чем. Надо же кому-то разговор поддержать. Вдруг и Лудицкий понадобится?
— На хрен он нам сдался? — сказано было, разумеется, покрепче. — Тоже мне, фигура!
— Не скажите, молодой человек, — возразил на правах старшего и самого богатого Грумов. — Контакт с власть предержащими еще никогда и никому не мешал. Какая бы власть ни была, одним она обязательно вставит палки в колеса, на других будет равнодушно смотреть сквозь пальцы, а третьих возвеличит и создаст им все условия.
— Далось мне это величие! — Форинов налил рюмку коньяка и выплеснул ее содержимое себе в рот. — Лишь бы в мои дела не вмешивались, остальное я и сам зубами вырву.
— Да, зубки у тебя что надо! — чуть заметно усмехнулся Флейшман. — Такими впору железо грызть!
Пашка воспринял сказанное как комплимент, потому что немедленно расплылся в самодовольной улыбке и продемонстрировал и в самом деле великолепные зубы. Впрочем, его внимание тут же переключилось на вошедшую в салон стройную молодую брюнетку в брючном костюме. В глазах Пашки замелькали плотоядные огоньки, как у кота, узревшего перед собой мышь.
— О! Никак сама Мэри! А фигурка у нее и в самом деле что надо! Такую и трахнуть не грех! Поставить ее рачком, а еще лучше — посадить сверху, чтобы сиськи мотались… А что это за мужик рядом с ней? — Форинов кивнул на неулыбчивого лысеющего мужчину, в самой вольготной позе расположившегося за столиком рядом со знаменитой эстрадной звездой.
— Шендерович. — Флейшман, похоже, знал чуть ли не всех более или менее значительных лиц, и сейчас издали раскланялся с Мэри и ее спутником. — Продюсер ее и Миши Борина. Говорят, на их раскрутку он истратил целое состояние, зато теперь нажил целых два.
— Знаешь, я тоже не прочь раскрутить такую, — признался Пашка. — Интересно, он ее трахает?
— Понятия не имею. Спроси его сам. Или ее, — равнодушно отозвался Флейшман, вытряхивая из пачки сигарету.
Салон между тем потихоньку наполнялся туристами. Здесь собирались люди состоятельные — те, кого Лудицкий назвал цветом нации: бизнесмены среднего и высшего уровня, всевозможные руководители, несколько политиков, их жены и любовницы… Оно и понятно: где же простому работяге взять денег на круиз? Зарплаты невелики, да и те по полгода не платят. Тут уж, как говорится, не до жиру…
— Слушай, Юрка. Ты бы меня с ней познакомил, — Пашка никак не мог успокоиться, и все поглядывал в сторону Мэри. — За мной, сам знаешь, не заржавеет.
— Что, так сразу?
— А чего ждать? — удивился Пашка.
— Я мешкать не люблю. Мало ей будет десяти штук баксов — дам двадцать. Даже пятидесяти штук не пожалею.
— Как бы тебе за столь откровенное предложение по морде не схлопотать, — с притворной заботливостью изрек Флейшман.
— От кого? От ее … что ли? — Пашка презрительно фыркнул, взглянув на продюсера певицы.
— При чем здесь Шендерович? — Флейшман старательно изобразил крайнюю степень удивления. — Мои соотечественники — народ мирный. Я говорю о его подопечной. Артисты — люди продажные уже в силу своей профессии, но, как натуры творческие, или считающие себя таковыми, требуют утонченного подхода. Им нужны всевозможные ухаживания, цветы, лесть, подарки, а ты прямо в лоб лезешь с деньгами. Мэри и обидеться может.
— Да чего ей обижаться-то? — недоуменно протянул Пашка. — Пусть скажет, что ей надо, а я враз куплю, без проблем.
— Эх, нет у тебя фантазии, — вздохнул Флейшман. — Жаль, нашего банкира жена увела. Он человек пожилой, опытный, рассказал бы тебе, как с женщинами обращаться надо.
За Грумовым и в самом деле во время разговора пришла жена. Располневшая, но все еще безуспешно пытающая молодиться женщина, она издалека поманила супруга пальцем и сразу же потащила его куда-то. Борис Степанович пошел за ней безо всякого желания, но возражать даже и не пытался. Видно, заранее смирился, что в этом круизе будет находиться под бдительным присмотром своей строгой половины. Впрочем, возможностей гульнуть «налево»у него с избытком хватало и в родной Москве.