Кормили нас отвратительно. Два раза в день совали по миске непонятно из чего сваренной бурды и по сухарю. Всех нас поодиночке вызывали на допрос, но и тот провели довольно формально. Фамилия, имя, возраст, как оказался в шлюпке, давно ли занимаемся пиратством, и прочая ерунда в том же духе. Через день-другой про нас словно вовсе забыли.
Наконец на пятый день заточения нас вывели в грязный зал, и там в присутствии разношерстной публики чванливый судья в парике зачитал единый для всех приговор. За пиратское нападение на английских подданных (!) мы приговаривались к повешению, но по милостивому ходатайству губернатора смертная казнь заменялась пожизненной каторгой.
Каторгой у них, похоже, называлось обычное рабство. Прямо в зале состоялся аукцион. Я, Костя, Гриша, Петрович и Кузьмин были куплены одним плантатором, остальные восемь — другим. Колесо судьбы завершило очередной оборот, превратив нас в заурядных рабов. Вот уж чего никогда не предполагал! Но, ладно.
Наш хозяин — толстый и на вид добродушный мужчина сорока с лишним лет, отвел нас под конвоем солдат на свою плантацию, расположенную километрах в десяти от города, и поместил в грубо сколоченный барак. Обстановка там оказалась такой же, как и в камере, только вместо прежних тринадцати в бараке прозябало человек пятьдесят. Среди этой толпы резко выделялись захваченные в плен во время очередной скоротечной войны французы.
Их было девятнадцать человек — матросы, солдаты и тридцатилетний капитан королевской армии шевалье Мишель д'Энтрэ — невысокий, с живым умным лицом и манерами прирожденного аристократа. К сожалению, французского я не знаю и общаться с ним приходится на ломанном английском, но, как мне кажется, он может стать нашим союзником.
В блокноте остались четыре чистые странички, оставляю их напоследок. Спесивые англичане, рвущиеся к власти над миром, еще не знают, с кем свела их судьба. Надеюсь, им совсем недолго оставаться в неведении. Вот подлечусь, восстановлю былую форму, и можно будет устроить им представление. Всерьез меня волнует только одно: где нам искать наших женщин? Островов тут много…
49. Ярцев. «Если б я был султан…»
Я вел шлюпку в сторону острова, а сзади грохотали орудийные раскаты. Душою я был с теми, кто остался на бригантине и сейчас вел бой с пиратами. Но я прекрасно понимал, что военное счастье — штука зыбкая, и мы обязаны в любом случае хотя бы попытаться спасти женщин и детей. Тех, кого судьба доверила нам. Лучше спать со спокойной совестью.
И все равно было чертовски неприятно, что за кормой кипит бой, а я вынужден спешить в противоположную сторону. Нет, никакой воинственности во мне нет, и, веди шлюпку кто-нибудь другой, я остро завидовал бы ему. Как бы ни храбрился Кабанов, одержать победу в морском бою у наших нет никаких шансов.
А много ли шансов у нас? Шлюпка, она шлюпка и есть. Вполне может статься, что нас отнесет в открытое море, и нам суждена смерть от голода и жажды. Да и что нас ждет на берегу? Два десятка женщин, полдюжины детей и мы с Лудицким. Компания… Единственное средство защиты — пистолет с двумя обоймами, выданный мне после захвата бригантины как старшему из моряков. Я и стрелять-то из него, честно говоря, не умею. Не было практики.
Надо было Сереге дать мне в помощники кого-нибудь из своих орлов.
Не было практики.
Надо было Сереге дать мне в помощники кого-нибудь из своих орлов. Понимаю, что на корабле они необходимы позарез, но все-таки… Спасать, так спасать. Я на роль ангела-хранителя не гожусь, Лудицкий — тем более. Он и в шлюпке-то забился сразу в уголок и сидит тише мыши. Дело понятное: тут не языком молоть надо, а головой работать, да руками шевелить. Я уж и не говорю, что будет, доведись нам повстречаться с тенью того же сэра Джейкоба!
Фактически, надеяться я могу только на самого себя. Помощник у меня хреновый, о женщинах в роли бойцов лучше промолчать, детям еще подрасти надо. Может, многим оставшимся даже легче. Ответственности никакой, и рядом Кабанов, Сорокин, остальные ребята. Если подумать, то что для нас смерть? Не лучший ли это выход, позволяющий разом прекратить нескончаемые страдания? Хорошего все равно не дождаться. Хорошее осталось там, в недостижимом прошлом — оно же будущее, — и вернуться туда мы не в силах. Даже будь с нами ученые, чтобы они сделали без лабораторий и аппаратуры? Не больше, чем мы. В такой ситуации один Кабанов ценнее любого научного института.
Мы успели отойти достаточно далеко и впереди уже замаячил берег, когда нас догнал страшный грохот, а следом — еще один.
Это могли быть только взрывы, причем взрывы мощные — вроде того, который разнес вдребезги не выпускавший нас с острова фрегат.
Первым моим побуждением было немедленно переложить руль и вернуться к месту схватки. Но именно этого делать я права не имел. Я обещал Сергею сделать все для спасения женщин, и желания мои при этом не играли никакой роли. Хорошо, если взорвался фрегат, а если бригантина? И я, как последний идиот, сам привезу пиратам наших женщин?
И тут мне стало по-настоящему страшно. Ладно, пираты, а вдруг и на берегу найдутся любители женской плоти? Никакие привычные законы в этой части света не действуют. Кто мы для них? Жители далекой полуазиатской страны, с которыми можно не церемониться. Жалуйся, не жалуйся…