И тут мимо него совершенно неожиданно скользнул Командор. Из-под порванного в нескольких местах камзола виднелась камуфляжная форма, лицо почернело от копоти, отросшая светлая бородка подпалена с одного бока, но это был Кабанов собственной персоной. В левой руке он сжимал револьвер, в правой окровавленную шпагу, глаза блестели, а от его коренастой фигуры веяло такой отвагой и силой, что не только у Наташи и Юли взволнованно екнули сердца.
Следом в камеру, оттолкнув тюремщика, влетел Ширяев — такой же закопченный и в драной одежде, как и командир. На его лице решительность была смешана с тревогой. Последним вошел незнакомый жгучий брюнет невысокого роста, гораздо более элегантный, чем его товарищи. На несколько секунд в камере повисла напряженная тишина, и тут же лопнула, разрядилась восторженным криком Маратика:
— Папка! Я знал, что ты нас спасешь! — И мальчуган с разбега прыгнул на сильные отцовские руки Ширяева.
И словно прорвало. Женщины повскакали, бросились к спасителям, и отбиться от них было труднее, чем от любого войска.
— Девчонки! У нас нет времени! — выкрикнул Кабанов, ни на секунду не забывая, что дело еще далеко не окончено. — Все вопросы потом! Забирайте вещички, если у кого что осталось, и быстро уходим из этой богадельни! В порту нас ждет бригантина! Быстрее!
Было в его голосе нечто, заставляющее повиноваться без разговоров. Женщины проворно похватали узелки и сумки с нехитрыми пожитками, и следом за мужчинами выбежали в коридор. Двери всех камер были распахнуты. Оттуда, все еще не веря в подвалившее счастье, выскакивали бывшие узники, устремляясь к выходу. Среди них выделялся Сорокин — свободной от шпаги рукой он поддерживал апатичного Ярцева, а с другой стороны вьюном стелился сияющий Лудицкий.
— Ярцев, Лудицкий! Возьмите детей! — скомандовал Кабанов, перекрывая возбужденный гвалт. — Гриша, Костя — идете замыкающими. Мишель, мы будем прокладывать дорогу, — крикнул он шевалье по-английски и добавил снова по-русски: — Девочки, только не отставать! Не дрейфьте! Прорвемся!
Сейчас он мог их и не подбадривать.
Чудесное спасение вознесло Кабанова в глазах женщин до уровня бога. Все они до единой были убеждены, что никакое препятствие уже не сможет задержать их спасителя.
Этому тут же пришло подтверждение. Едва они направились к порту и свернули за угол, как наткнулись на спешащих к тюрьме шестерых солдат. Кабанов, не сбавляя шага, вогнал одному из них в горло шпагу. Рядом упал еще один британец, пронзенный Мишелем. Шевалье оказался превосходным фехтовальщиком, и не его вина, что ему были неведомы тайны диверсионных операций и рукопашного боя без оружия. Увидев молниеносную расправу над своими товарищами, остальные солдаты невольно опешили. Этого оказалось достаточно, чтобы на грязную мостовую повалились еще двое. Уцелевшие попробовали спастись бегством, и получили удары в спину.
Больше никто не помешал беглецам. До порта было рукой подать, а на улицах царила такая суматоха, что никому не было дела до группы женщин и нескольких мужчин. С десяток бывших заключенных тоже пристроились к процессии, причем практически каждый из них успел прихватить оружие убитых в коридорах тюрьмы солдат.
Неприятности начались уже в порту. При свете пожара на беглецов обратила внимание толпа разномастных моряков. Догадались ли они, что идущие являются виновниками случившегося, или решили под шумок поживиться — неизвестно. Просто добрых два десятка человек напали на беглецов — вернее, попытались напасть.
Четырьмя выстрелами в упор Кабанов уложил четверых. Барабан его револьвера опустел, но тут громыхнул мушкет кого-то из бывших арестантов, а когда десантники и шевалье бросились врукопашную, и несколько нападавших сразу полегли под ударами их шпаг, нервы остальных не выдержали, и они бросились врассыпную.
Их не преследовали. До заветной бригантины оставалось совсем немного, и Кабанов повел туда женщин бегом.
И тут на пристани появился отряд солдат. Они на редкость быстро разобрались в обстановке и бросились наперерез беглецам. Когда же стало ясно, что оба отряда добегут до корабля почти одновременно, солдаты по команде офицера замедлили шаг и вскинули ружья.
Кабанов попытался что-то крикнуть, но не успел. На бригантине зорко наблюдали за происходящим. Одно из орудий с громом и дымом стегануло картечью по изготовившимся к стрельбе солдатам. Многие попадали, остальные смешались, и этого оказалось достаточно, чтобы беглецы достигли цели.
Последними на борт поднялись Кабанов и д'Энтрэ. Их встретил громкий голос Флейшмана:
— Навались!
Гребцы двух заранее спущенных на воду шлюпок налегли на весла, и тяжелая бригантина стала медленно отходить от причала. Чтобы увеличить царящий в порту хаос, ее орудия одно за другим выплевывали картечь, а едва расстояние до пристани увеличилось, ловкие руки новой команды проворно подняли наполнившиеся утренним бризом кливера.
Начинало светать. В нарождающемся свете нового дня бригантина легко скользила к выходу из бухты. За кормой оставались взорванный форт и бушующий в гавани пожар. Количество поставленных на корабле парусов постепенно увеличивалось, и в открытое море вышли при полном вооружении. Практически все на борту провели на ногах больше суток, однако никто не испытывал усталости. Приказы выполнялись мгновенно, никто и не пытался отлынивать от работы. Даже Лудицкий старался вовсю, время от времени с собачьей преданностью пытаясь заглянуть в глаза своему бывшему телохранителю. Ярцев и тот сумел на время стряхнуть апатию, о прочих не стоило и говорить. Ямайка по-прежнему маячила за кормой, и каждому хотелось как можно скорее уйти от нее подальше.