Я отгребла ногой небольшой сугроб, наметенный под входную дверь, и требовательно забарабанила кулаком в массивную деревянную створку. В ближайшем окне мелькнуло светлое пятнышко зажженной свечи и показалось бледное женское лицо. Я поспешно откинула на плечи капюшон куртки, вовсе не желая, чтобы меня приняли за какого-нибудь громилу, чему немало способствовала великоватая и мешковато обвисающая куртка, придающая мне на редкость подозрительный вид. Но, похоже, женщину успокоили мои длинные рыжие локоны, потому что в двери немедленно приоткрылось маленькое квадратное окошечко.
— Кто вы и что вам угодно? — осведомился дрожащий голосок. — В такую страшную ночь, наверное, один лишь Сатана не спит и отваживается на прогулки.
— Мда, Сатана точно не спит… с кем попало! — ехидно усмехнулась я. — Не иначе как он справляет сегодня первую брачную ночь с самой королевой стригоев!
Из-за двери донесся сдавленный писк.
— В этом городе о стригоях ведомо только ордену госпитальеров!
— Значит, я попала по адресу! — возликовала я. — Не бойтесь меня, я ищу монахов-иоаннитов, также называемыми госпитальерами и рыцарями белого мальтийского ордена!
— Зачем? — недоверчиво вопросил полудетский голосок. — Вы не похожи на монашку!
— И слава Богу! — искренне обрадовалась я, опять совершенно не к месту вспомнив красивые глаза и теплые ладони недавнего незнакомца, так ласково отогревавшего мои замерзшие пальцы.
— Не бойтесь меня, я ищу монахов-иоаннитов, также называемыми госпитальерами и рыцарями белого мальтийского ордена!
— Зачем? — недоверчиво вопросил полудетский голосок. — Вы не похожи на монашку!
— И слава Богу! — искренне обрадовалась я, опять совершенно не к месту вспомнив красивые глаза и теплые ладони недавнего незнакомца, так ласково отогревавшего мои замерзшие пальцы. — Боюсь, обет безбрачия мне не грозит, и на роль Христовой невесты я не подхожу…
— Вы упомянули имя Господа! — облегченно вздохнули за дверью. — Значит, вы человек, а не порождение Ада!
— Хм, человек ли? — заколебалась я, сомневаясь, стоит ли безоговорочно соглашаться с определением, данным мне бдительной женщиной. — Но как бы там ни было, я, так же как и вы, славлю Спасителя нашего Иисуса Христа и ношу на шее серебряный крест!
— Это хорошо! — эхом донеслось из-за двери.
— Послушайте, — задушевно произнесла я, стараясь, чтобы мои реплики звучали как можно более убедительно и подкупающе. — Я ищу трех братьев-госпитальеров. Их имена: Бенедикт, Лоренцо и Бонавентура. Мне нужно повидаться с ними как можно скорее. Это вопрос жизни и смерти и я…
Я даже не успела закончить начатую фразу, как дверь внезапно отворилась с вымученным скрежетом, являя моему взору тоненький силуэт невысокой молоденькой девушки, закутанной в толстую пуховую шаль. В руке она держала старинный бронзовый подсвечник с почти догоревшей свечой, оплывающей неровными потеками дешевого, дурно пахнущего стеарина. Невинные голубые глаза малютки, даже не достигавшей мне до плеча, светились детским любопытством, смешанным с остатками не до конца испарившегося страха. Я поспешно расстегнула куртку и показала девушке крест с рубинами, ранее принадлежавший фра Винченце. Малышка восхищенно ахнула.
— Проходите же, синьорина, не стойте на пороге! — она уважительно посторонилась, пропуская меня вглубь холодного больничного холла. — Точно такой же крест хранится в потайном сейфе у моего дедушки! Я сразу его узнала — это священная реликвия, доступная только высшим церковным иерархам!
Теперь настала моя очередь удивляться откровенному признанию девушки:
— Существует второй такой же крест? Уж чего не подозревала, так не подозревала! Вот тебе и эксклюзив называется. И он хранится у вашего деда? Да кто он такой, благослови его святая Магдалина?
Малышка проказливо хихикнула:
— Его зовут брат Лоренцо. Пойдемте, я провожу вас во владения монахов-госпитальеров!
Сопровождаемая девушкой, косившейся на меня смущенно и восторженно, я пересекла больничную приемную, перегороженную невысокой стойкой регистратуры, плотно заставленной узкими стеллажами с бумагами. В холле наблюдались следы спонтанно возникшего смятения — валялись перевернутые диванчики и осколки двух разбитых напольных вазонов с жалкими остатками увядшего фикуса и чахлой герани.
— Вы здесь совсем одна? — жалостливо спросила я, присматриваясь к хрупкой фигурке.
Девушка доверчиво кивнула:
— Когда началось это неожиданное похолодание, врачи и медсестры спешно отправили по домам всех пациентов и разбежались сами, торопясь вернуться к семьям. Их не за что осуждать, каждый на их месте поступил бы точно так же. А совсем уж тяжелых больных у нас на этот момент не осталось. Был один безнадежный с раком крови, но он скончался сутки назад…
— А ты? — спросила я, сама не заметив, как случайно перешла на дружескую фамильярность.
Был один безнадежный с раком крови, но он скончался сутки назад…
— А ты? — спросила я, сама не заметив, как случайно перешла на дружескую фамильярность. — Почему ты не ушла домой?
— А мне некуда идти, — скромно улыбнулась девушка. — Мой дом здесь. Монахи никогда не покидают архива, а для меня выделили маленькую комнату в заднем крыле и дали работу сиделки. Я сирота, усыновленная пожилым братом Лоренцо. Поэтому я называю его дедушкой.