— Друг мой! — Папа ловко наклонил узкое бутылочное горлышко над бокалом Гонтора де Пюи, так же, как и он, очарованный тягучим движением ароматных капель. — Я давно хотел тебя спросить, да все не решался и откладывал, что же на самом деле произошло под городом Тырговиште в 1476 году?
Рыцарь поднял удивленный взгляд.
— А ты разве не знаешь? Но как же тогда создавались ваши знаменитые Ватиканские летописи? Неужели они умолчали о столь значимом для людей и стригоев событии?
Тень едва сдерживаемого недовольства на мгновение омрачила умное высокое чело Великого понтифика.
— Тебе приходилось встречаться с Уриэлем?
«Совершенный» кивнул.
— Ну, тогда ты должен помнить, что наш прекрасный архангел — личность в высшей мере самолюбивая и безмерно амбициозная! — иронично усмехнулся папа. — И он ой как не любит сознаваться в допущенных им промахах! Обычный эгоцентричный недостаток самоуверенного существа, присущий всем без исключения — ангелам, людям и стригоям. Поэтому в наших летописях, отредактированных высшим Небесным синодом, той легендарной битве отведено всего два скромных и скупых абзаца. Суть сводится к главному — ангелы и люди победили, злодей Дракула оказался разбит. Добро и Церковь восторжествовали. Но мнится мне почему-то — именно с тех тщательно замалчиваемых событий и начался тот странный, продолжающийся и по сей день, непримиримый разлад между Уриэлем и Гавриилом. Но почему именно с них?
Почему? При упоминании о дорогом его душе образе Влада Цепеша уголки бесцветных губ старого рыцаря печально поползли вниз. Нет, время не излечило застарелых душевных ран. Оно лишь притупило боль, задвинув ее в глубь потаенных закоулков хорошо натренированной памяти, сделав глухой, непроходящей и ноющей. Но де Пюи понимал, что папа не зря пригласил его на эту судьбоносную встречу, предлагая открыть старые тайны. Откровенность с его стороны предполагала наличие ответной откровенности со стороны Верховного понтифика. Поэтому рыцарь закрыл глаза, дабы воспоминания стали еще более отчетливыми, обрели необходимую для повествования яркость — и медленно заговорил…
Его последний сын — Владислаус Драгвилиа, именуемый также Владом Дракулой или Владом Цепешем, «колосажателем», никогда не отличался ни объективным терпением, ни присущей многим монархам снисходительностью, ни, тем более, исповедуемым христианами милосердием. Сильнее всего в этом мире он любил кровь, горячую человеческую кровь. И именно он в итоге оказался повинен в том, что священное имя «Совершенных» было забыто, сменившись страшным, зловещим прозвищем — стригой. Презрительным названием того, кто приходит под покровом ночи, отнимает силу, подчиняет своей воле и забирает жизнь. Не щадит никого — ни детей, ни женщин, ни стариков. Именно по его вине, по вине наследника благородной жертвенной веры война между Церковью и «Совершенными», чуть поутихшая после чудовищного разгрома Монсегюра, разгорелась вновь, став еще кровопролитнее, еще непримиримее. До момента появления Цепеша католическая церковь вполне могла торжествовать, имея полное право приписать себе роль единоличного властителя над умами и сердцами людей. Вера в Господа приобрела характер непоколебимых доктрин. Ведь даже храмовники-тамплиеры, последние из унаследовавших реликвии и учение «Совершенных» альбигойцев, канули в небытие, во главе с магистром де Моле сгорев на инквизиторском костре Еврейского острова. Жалкие остатки этого некогда могучего ордена бесследно рассеялись по свету, ересь была искоренена, Грааль надежно укрыт в церковных хранилищах. В христианском мире Европы воцарилось единство, смирение и благолепие. Но неожиданное появление Дракулы спутало все карты.
Он стал последним свежим ростком, казалось бы, погибающей, уходящей в прошлое Темной крови. Ростком сильным и бурным. Он основал новые кланы, стремительно разрастающиеся, набирающие мощь. До его рождения стригои оставались немногочисленными, размножаясь лишь естественным путем. Дракула подарил миру бессмертные чары своего укуса, бессчетно множа ряды новообращенных адептов. И к тому же, он первый смог создавать послушных слуг своей веры путем оживления мертвых тел, вливая в них капли стригойской крови. Страшных, разлагающихся тел, поднятых из смрадного зева могилы. Так возникли морои. Он также дал жизнь неисчислимому количеству детей, зачатых от человеческих женщин, но посредством Причастия из Атонора приобретших качества и сущность стригоев.
Страшных, разлагающихся тел, поднятых из смрадного зева могилы. Так возникли морои. Он также дал жизнь неисчислимому количеству детей, зачатых от человеческих женщин, но посредством Причастия из Атонора приобретших качества и сущность стригоев. Он отвергал политику тихого, незаметного существования, которого придерживался его родной отец — Гонтор де Пюи. И если от «Совершенных» Темный властелин не потребовал почти ничего, кроме девственной плоти Изабо д’Ан Марти, то стригои служили ему истово и кроваво, в полной мере оправдывая название Проклятых. Мир раскололся на две половины — на людей и стригоев. Гонтор де Пюи не принадлежал Свету, но и не ушел во Тьму. Его уделом стало великое серое Ничто, да редкие церемонии Причастия, заключавшиеся в испитии крови жертвы из Атонора — Чаши Тьмы. Причастие ради жизни, раз в год. Проклятые же изначально принадлежали Тьме душой и телом. И они самозабвенно пили кровь, пили все чаще, пили ежедневно — ради удовольствия, а не ради выживания. Пили ради молодости и бессмертия, ради власти, ради силы… Пили смерть ради жизни, не замечая, что сами они уже давно стали чем-то намного более страшным и отталкивающим, чем смерть. Ибо души их, напитанные злобой и жаждой, умирали без надежды на возрождение, навечно заточенные в бессмертных, но не живых телах. Гонтор и трое его соратников оказались в роли отвергнутых, номинально все еще являясь патриархами клана и старейшими существами в роду стригоев. «Совершенные» восприняли этот факт как величайшую насмешку судьбы и самый страшный итог свой длительной борьбы за убеждения. Они раскаялись и заключили Соглашение, связавшее стригойские кланы и святую католическую церковь нерушимыми взаимными уступками и жесткими обязательствами, включающими: право на Великую охоту, ежедневные поставки крови и лицензии на убийство определенного количества людей. И Соглашение действовало очень долго, обеспечивая видимость мирного сосуществования двух противоположных рас — людей и стригоев. Но ничто не может длиться бесконечно. Сбылось древнее пророчество — две ветви проклятой крови опять слились воедино, породив двух дочерей, которым суждено было нарушить шаткое равновесие, ввергнув мир в пучину новой войны. Начиналась новая эра, эра стригоев!
«Счастливы народы, чьи летописи производят скучное впечатление», — некогда написал философ Монтескье. Но эти справедливые слова ни в коей мере не относились к судьбе многострадального валашского народа, ибо зима 1476 года оказалась тем особенным периодом, коему суждено было навсегда остаться одной из самых страшных страниц в хрониках правления Влада Цепеша. Битва при деревне Поенари, возвышающейся на противоположном берегу бурной реки Арджеши, поставила точку в затяжной войне между Дракулой и его взбунтовавшимися вассалами. Чаша людского терпения переполнилась, бурно излившись через край. Бесконечные злодейства, творимые Цепешем, превысили само понятие «человечность», ввергнув страну в волну раздора и ужасающую разруху. Он, светлейший воевода Угро-Валахии, правитель герцогств Амлас и Фэгэраш, стал олицетворением тотального зла и первородной Тьмы, а поэтому вполне закономерно отторгся собственными подданными как чуждое им существо, инородный изверг, враг рода человеческого. Дракула бежал, но был пойман и провел немалый срок в плену у короля Венгрии — Матьяша Хуньяди, на сестре которого — юной княгине Дагмаре он женился несколько лет назад.