Натаниэль изобразил руками беспомощный, возмущенно-протестующий жест. Но Оливия продолжала командовать.
— А ну, все дружно, — требовательно приказала находчивая валькирия, — дышим на место слипания, тьфу — соития, нет — соединения Ната и дога. Авось он оттает!
— Кто, дог? — изумился пошатывающийся Симон, но ангелица настойчиво тянула его за рукав.
Через некоторое время жаркое, перенасыщенное водочными парами дыхание троих друзей все-таки привело к ожидаемому результату. Натаниэль со страдальческим стоном повалился в снег, оставляя на морде дога ошметки кожи со своих истерзанных губ. Оливия возвышалась над ним в роли наставницы и спасительницы, насупив брови и скорчив зверское лицо.
— Может, пойдем отсюда? — жалобно попросил разом протрезвевший ангел. — А то холодно тут, темно и страшно.
— А то холодно тут, темно и страшно. А вдруг Селестина и не придет вовсе?
— Придет! — уверенно пообещала валькирия, вытаскивая из кармана куртки сотовый телефон. — Ты же сам видел, она мне сообщение прислала, — девушка простучала по кнопкам, выводя на дисплей текст эсмээски. — Вот! — она ткнула трубку под нос Натаниэлю.
— «Ждите меня на кладбище. Принесите Грааль. Селестина», — наверное, в сотый раз прочитал ангел. — Да помню я, помню. Но ты уверена, что это пришло именно от нее?
— Уверена, — нахмурилась ангелица. — Хоть номер телефона отправителя и не высветился, но я знаю — писала она. Я эту симкарту совсем недавно купила и номер никому, кроме худобины, не сообщила. Так что это точно она!
Натаниэль вздохнул. Они прибыли на кладбище Святого Христофора около двух часов назад, ведомые Оливией, безоговорочно убежденной в собственной правоте. За истекшее время они успели замерзнуть чуть ли не до полусмерти, выжив только благодаря найденной валькирией бутылке водки и нескольким зачерствевшим бутербродам. Они не отходили далеко от ворот, боясь разминуться с рыжей экзорцисткой. Но Селестина все не появлялась.
— А может, нам поискать что-нибудь деревянное? — робко предложила скромница Ариэлла. — Все равно здесь нет никого, кроме нас. Разожжем костер и погреемся.
— Ух ты, — уже оправившийся от потрясения Натаниэль заговорщицки подмигнул Симону де Монфору, — оказывается, мужики не единственные разумные существа во Вселенной!
— А кто еще? — не дошло до грешника сразу.
— Еще и бабы! — хохотнул ангел. — А ведь моя милая разумную идею подала!
— Ну ладно, — позволила уговорить себя Оливия, — поищем топливо для костра. Но чур, далеко от центральной аллеи не разбредаться.
— Аллилуйя! — с готовностью всплеснул крыльями Нат.
— У кого-нибудь фонарик есть? — поинтересовалась валькирия. — А то что-то совсем стемнело.
Карманные фонарики нашлись только у нее и Натаниэля. Четверо друзей сбились в плотную кучку и побрели вперед по аллее, освещая дорогу двумя слабыми лучами бледного света.
Старинное кладбище навевало мистический ужас. Почти животный страх, самой природой заложенный в душу каждого живого и призванный отвратить людей от слишком частого посещения чертогов смерти. О, смерть надежно охраняла свои секреты, не желая делиться ими с непосвященными. Скудный электрический свет ничуть не разгонял сгустившийся мрак, наоборот, придавая окружающим предметам еще более зловещий и мрачный вид. Преломляясь на изгибах мраморных статуй, он искажал формы и очертания, нанося на траурные надгробия налет гротескной уродливости. Выточенная из алебастра фигурка маленькой девочки превратилась в злобную карлицу, угрожающе выставившую скрюченные пальцы. А торжественное лицо пожилого дворянина, изваянного из черного гранита, казалось мордой тощего упыря, скалившего острые клыки.
— Мама-а-а, — жалобно проблеяла Ариэлла, трупно бледнея и пытаясь упасть в обморок, — мне страшно!
— Тьфу на вас, трусы! — с деланной бравадой пыжилась валькирия. — Живых нужно бояться, а трупы лежат себе спокойно и никого не трогают…
— А ты уверена, что лежат? — прошептала Ариэлла, повисая у нее на локте.
— На все сто! — бодро отрапортовала отважная ангелица, незаметно для других держа пальцы на рукояти пистолета.
— На все сто! — бодро отрапортовала отважная ангелица, незаметно для других держа пальцы на рукояти пистолета. — Мертвые вообще — самый тихий, смирный и безобидный народ на свете.
Но Натаниэль расслаблением нервов не страдал, а потому развлекался вовсю. Он то и дело отбегал в сторону, склонялся над могилами и, гогоча как больной гусак, вслух читал выбитые на них эпитафии.
— Нет, это просто шедевр, а не надпись! — восторженно орал он, беспардонно нарушая священную кладбищенскую тишину. — Сейчас я вам его оглашу в моем вольном переводе, я же все языки знаю! — он прокашлялся и пафосно продекламировал:
Под спудом тяжким, грешный аз,
Ты божью милость получил,
Дыханьем смерти излечил
И геморрой и псориаз.
Оливия громко фыркнула.
— А еще можно? — попросил заинтересовавшийся заупокойной лирикой Симон.
Нат побродил между могил и нашел еще более пикантную надпись:
Ты ушла навсегда. Все серьезно!
Будь покойна на свете на том,
И прости мне, что утром морозным
Бегал я за тобой с топором.
— Не верю! — взахлеб хохотала Оливия. — Ты нас просто разыгрываешь! На могилах такую белиберду не пишут!