Конечно же, мне доводилось слышать о «Вольто Санто», чудесном платке из белого шелка, хранящемся в храме Святого Николая, расположенном в Манопелло. Эту удивительную реликвию еще называют истинной иконой и почитают как одну из величайших святынь, наравне со знаменитой Туринской плащаницей. Согласно легенде, добрая женщина Вероника пожалела приговоренного к казни Иисуса, изнемогающего под тяжестью креста, влекомого им к месту распятия. Она подала ему свой платок, дабы мученик утер окровавленное лицо. Господь поблагодарил женщину и вернул ей испачканный платок со словами: «Пусть он напоминает обо мне».
На платке отпечатался лик Христа со сломанным от истязаний носом, исцарапанным лбом и опухшей от удара бичом щекой. Но наша память ничуть не отличатся от такого же платка, бережно сохраняя воспоминания о душе и облике любимых, ушедших от нас безвозвратно. И подчас эти воспоминания становятся самым страшным испытанием. У меня пересеклось дыхание, голос дрожал от слез, но идея молитвы возникла в глубине моего страдающего сердца, облекаясь в слова и обретая силу.
Я молюсь на стыке трех дорог,
У простого, древнего креста,
Чтобы Бог ко мне был чаще строг,
И не стала жизнь моя проста.
Возложи на плечи тяжкий груз,
Да слезами пыль с колен омой,
Но позволь мне выдержать искус,
На Голгофу дай взойти с тобой.
Здесь земная слава не при чем,
Не к лицу и ангельский мне чин,
Подпереть позволь тебя плечом,
Состраданье — слаще всех причин.
Только боль, как близости залог,
Бьется в сердце, память вороша.
Принял ты из рук моих платок,
Кровь из ран обтер им не спеша
И ушел, мне слова не сказал,
Отмеряя вечности виток,
Лишь любовь свою мне доказал,
Возвращая благостный платок.
Может, я отныне не чиста,
Что с тобою участь не делю,
Не дано лежать мне у креста,
У любви ушедшей на краю.
Но струится эхо вдалеке,
Ароматом ладана дыша:
«Тот платок всегда в твоей руке,
Ну а в нем живет моя душа…»
— Селестина! — ангельский шепот звенел благозвучнее хрустального колокольчика. — Не грусти так, дочка! Ведь любовь достойна любой жертвы, — прозрачная, светлая тень отделилась от статуи Богородицы и подплыла ко мне, источая упоительный аромат цветущих роз.
— Это кто, привидение? — с легкой паникой в голосе поинтересовалась Оливия у меня за спиной. — Друзья, а вам не кажется, что этот день по насыщенности мистическими явлениями уже зашкаливает все разумные пределы?
— И не страшно ничуть, — с заиканием бормотал Натаниэль, намертво вцепившись конвульсивно скрюченными пальцами в спинку скамейки, — подумаешь, полтергейст обыкновенный!
— Мама! — я протянула руки ей навстречу, купаясь в исходящем от тени Маргариты тепле и свете. — Как ты там, мама?
— О, мне там хорошо! — радостно прожурчал девичий голосок. — Я рада видеть, какой умницей и красавицей ты стала!
— Мама, — осторожно напомнила я, — отец страдает…
— И зря, — печально ответила Маргарита. — Передай ему — все произошло так, как и должно было. Его вины в том нет, он сделал меня счастливой. И когда-нибудь мы снова встретимся.
— Помоги мне, — с нажимом в интонациях попросила я, — укрой Грааль!
— С радостью, — серебристо рассмеялся призрак. — В наш мир стригои не вхожи. У нас Чаша Господня сохранится в безопасности. До нужного времени…
— А когда оно настанет, это время? — взволнованно спросила я.
— Как я об этом узнаю?
— О, ты все поймешь сама, дочка! — Грааль невесомо выплыл из моих рук и исчез в луче золотистого света, исходящего от статуи. — Прощай. Прими дарованные тебе испытания, и путь твой определится… — прозрачная тень матери растаяла в воздухе, оставляя после себя светлую грусть и некоторую боязнь предстоящего.
— Уф, — с облегчением выдохнула Оливия, последние десять минут не сходившая с одного места и сейчас осторожно разминающая затекшие ноги, — присутствовала я как-то на спиритическом сеансе, так вот — то мероприятие выглядело настоящим фуфлом по сравнению с явлением призрака твоей матушки, худобина!
Нат согласно кивнул головой, всецело разделяя мнение валькирии, отлепляясь от скамейки и вполголоса бубня что-то классическое, вроде бы из Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…».
Я развернулась на каблуках и молча пошла по проходу между деревянными сиденьями, к выходу из базилики. Мне предстояло мужественно принять дарованные свыше испытания. И первое из них уже близилось, потому что я отлично знала, кто поджидает меня снаружи.
Она стояла возле стены колумбария, обратив к базилике искаженное бешенством лицо. Свежая алая кровь густо пятнала свветлый мех роскошной норковой шубки и запеклась в уголке яркого, капризно изогнутого рта. Черные спутанные локоны извивались будто ядовитые змеи. Завороженные темной магией умертвия немного отступили, пропуская вперед многочисленных, до зубов вооруженных воинов. Да, нужно отдать должное моей весьма неглупой сестрице — в мужчинах она разбиралась не плохо! Личная гвардия Андреа состояла из хорошо натренированных бойцов, уровнем подготовки не уступающих какому-нибудь элитному подразделению спецназа. В руках у стригойки туманно отсвечивал уже знакомый мне волшебный посох. Рядом со мной потрясенно присвистнул Натаниэль, мгновенно попавший под воздействие демонической красоты стригойской повелительницы. Оливия злобно выругалась, по достоинству оценив напряженные позы противников.