(Из всего отряда Рамона ему единственному повезло выбраться из Камарга. Три дня он блуждал по болотам, пока не наткнулся на хижину браконьеров, охотников на оленей. Поначалу те приняли его за графского егеря и едва не прирезали, но после долгих уговоров и убеждений согласились проводить к берегам Роны. Зиму Гиллем провел в Арле, перебиваясь по дальним знакомым и пытаясь отыскать себе нового покровителя. Не преуспев, покинул город. Дальнейшая его судьба теряется во мраке веков).
…Быстрый взгляд по сторонам подтвердил: все слишком заняты, чтобы обращать внимания на какую-то женщину. Рамон и Лоррейн, вовсю звеня клинками, успели сместиться довольно далеко. Похоже, противники стоили друг друга, и ни тот, ни другой не получил пока ощутимого преимущества. Они спешились и теперь кружили по остаткам насыпи римской дороги, где еще сохранилось местами древнее дорожное покрытие из плит пористого серого известняка.
Изабель торопливо выбралась из седла, и, прыгая с кочку на кочку, устремилась к телу убитого ею человека.
Мистрисс Уэстмор намеревалась заполучить обратно свои ножи. Ее совершенно не волновала непорядочность стороннего вмешательства в ход поединка. Если уж вам повезло заполучить в противники Рамона де Транкавель, Господь в понимании своем наверняка простит вам использование не слишком благовидных средств. Удар в спину — наименьшее зло по сравнению с тем, что способен натворить уцелевший Рамон.
Ножи засели глубоко, выдернуть удалось только один, второй застрял в ребрах намертво. Девушка отлично понимала: другого шанса у нее не будет. Один-единственный бросок. Пусть не смертельный. Достаточный, чтобы Рамон отвлекся. Она прищурилась, держа нож за холодное скользкое лезвие, и терпеливо выжидая подходящего момента. Кажется, теперь Лоррейн одерживал верх, уверенно тесня противника к краю насыпи. Метнуть нож сейчас? Или обождать? Изабель колебалась, забыв, что промедление иногда бывает гибельным.
Быстрый, едва заметный глазу удар Транкавеля оказался решающим. Бродяга отступил на пару шагов, выронил свой клинок, жалобно зазвеневший о камни. По его одежде расплывалось широкое темное пятно — удар пришелся в живот. Запоздало свистнувший в воздухе нож мистрисс Уэстмор не достиг цели, Рамон не глядя отмахнулся мечом. Узкое лезвие серебряной рыбкой кануло в камыши.
Лоррейн сложился пополам и медленно повалился на колени. Меж его пальцев, судорожно стиснувших рану, струйками бежала темная кровь, пятная древние плиты, быстро впитываясь в пористый камень. Певец смотрел на нее с мучительным недоумением.
— Получил свое, ублюдок?! — азартно завопил Рамон. Победа явно далась ему нелегко, он тяжело дышал, длинные волосы, слипшись от пота, свисали сосульками, но в черных глазах светилось мрачное торжество. — А трепались, будто ты бессмертен! Ха! Давай, подыхай скорей, я хочу это увидеть! Может, оказать тебе последнюю услугу?
Он взмахнул мечом с явным намерением — добить.
— Не надо, — выдохнул Лоррейн. — Я сам.
Бродяга качнулся вперед-назад и завалился набок. Над его телом вдруг расплылось белое туманное облачко, мгновенно вспухло, налилось, брызнуло в стороны широкими рукавами тумана. Оно росло, расползаясь все шире и шире, накрывая трясины толстым непроницаемым покрывалом, превращая серенький осенний день в подобие сумерек. Рамон вскрикнул изумленно-яростно и шарахнулся прочь, подзывая своего коня.
Когда первые волны мокрой занавеси коснулись ее, Изабель Уэстмор развернулась и бросилась бежать. Где-то позади буйствовал Рамон де Транкавель, сыпля проклятиями, обещая отыскать беглянку хоть на краю земли или на морском дне.
* * *
Много позже, вспоминая тот злосчастный день на болотах Камарга, Гай Гисборн так и не нашел ответа на вопрос: как случилось, что все они, включая многоопытного вояку Сабортезу, забыли о необходимости хотя бы одним глазом посматривать по сторонам? Они же не раз слышали предостережения Лоррейна о преследователях — но бродяга всякий раз успокоительно добавлял: «Погоня еще далеко».
Однако в решающий момент самозваный предсказатель отчего-то промолчал, и неведомо откуда взявшаяся орава, перемахнув через гребень холма, с воплями и улюлюканьем обрушилась на рыцарей Храма, их подопечных и пленников.
Замешательство храмовников длилось считанные мгновения — орден, пусть и звался монашеским, на первое место ставил умение защитить достояние Господне не только словом, но и оружием. Мессир Сабортеза рявкнул приказ, шестерка его собратьев разрядила арбалеты в гущу нападающих и сомкнулась в ощетинившийся остриями мечей маленький бастион. Наемники Джейля бросились расхватывать изъятое у них оружие, сваленное в кучу на расстеленной попоне.
Что до Мак-Лауда, этот не раздумывал ни секунды. Полностью подтверждая репутацию воинственных скоттов, он выволок из-за плеча свою клеймору и с оглушительным боевым кличем ринулся в бой, не оглянувшись ни на рыцарей Храма, ни на людей Джейля.
Шевалье Ральф, взвыв дурным голосом, ринулся сперва не к оружию, а к драгоценным сундукам, и Гай тут же забыл о нем — становилось жарковато.
Нападающих было существенно больше, однако ядро оборонявшихся составляли опытные братья Ордена Храма, побывавшие во множестве передряг и заварушек. Мак-Лауд с Гисборном тоже знали толк в рубке, да и джейлевы подручные хорошо усвоили, с какого конца берутся за меч. А вот противники их явно имели самое смутное понятие о правильном мечном бое, не носили никакого доспеха, и вооружение их оставляло желать лучшего. Наметанный глаз английского рыцаря отметил все эти особенности мгновенно.