— И мы пойдем через эти болота? — влез прислушивавшийся к разговору Реми д'Алье.
— Почему бы и нет? — дернул плечом Лоррейн. — Нам даже проводник не понадобится — я бывал там и знаю надежные тропы. Через день-другой выберемся к берегам Роны. Около Арля есть большая переправа с паромами, а за Рекой дороги не в пример лучше камаргских тропинок.
Около Арля есть большая переправа с паромами, а за Рекой дороги не в пример лучше камаргских тропинок.
На том пересуды о таинственном Камарге завершились. Мессир Сабортеза и его братья по Ордену не высказывали никакого беспокойства по поводу дальнейшего пути, и их подопечным оставалось только положиться на своих покровителей. Задерживаться в Ле-Кане братья Ордена не пожелали, и отряд продолжал путь до наступления сумерек, разбив лагерь на макушке пологого холма, заросшего шелестящим пожухлым ковылем. Как обычно, развели два костерка: храмовники упрямо держались особняком, всем видом показывая — хотя мы вас охраняем, но более иметь с вами ничего общего не желаем. Подопечным даже не доверили стоять в дозорах по ночам, вежливо, но непреклонно попросив не вмешиваться.
— Говоря по простому, не путайтесь под ногами, — желчно высказался Дугал, тут же указав на светлую сторону: — Вот и замечательно, пусть маются ночь напролет. А мы спать будем.
Но нынешним вечером шотландец почему-то не спешил последовать собственному заявлению. Все разошлись, а он и Гай почти еще долго сидели у огня, прикидывая, удастся ли им в назначенный срок добраться до Константинополя и что сейчас поделывает в Мессине крестоносное воинство. Из темноты беззвучно возник отлучавшийся куда-то Лоррейн, бесцеремонно плюхнулся подле костерка и замурлыкал себе под нос — поначалу тихонько, затем погромче, подыгрывая себе на неизменно болтавшейся у него за спиной виоле. Инструмент, насколько разбирался в этом деле сэр Гай, прожил долгую и бурную жизнь — округлые бока в трещинах облупившегося лака и темных разводах, медные колки потускнели, а струны давно нуждались в замене. Утраченная виола Франческо — о которой итальянец безутешно страдал вот уже который день — была не в пример красивее.
Но для Лоррейна состояние инструмента не имело значения — он и с единственной оставшейся струной мог бы заставить слушателей рыдать или смеяться, как ему заблагорассудится. Сегодня ему взбрело в голову поразить попутчиков своим умением на лету складывать песни об их будущем, и вскоре он добился желаемого: милорд Гисборн пребывал в безграничном изумлении, зато Мак-Лауд почему-то разозлился. Из обиталища Франческо и Реми никто не появился. Умаявшаяся за день парочка то ли дрыхла без задних ног, то ли предпочитала остаться незримыми свидетелями.
Над моею землей пепел вместо дождей,
Тишина над страною, где нету людей,
Все погибло в бессмысленной битве вождей —
Только я обречен на скитанья…
Не простилась со мною дружина моя,
И никто не омыл, не оплакал меня,
Но я знаю — должна отыскаться земля,
Где окончится срок наказанья…
Мрачная нордическая баллада звучала на непривычном для здешних краев наречии — грубоватом старом диалекте норманнов, нынче облагороженном латынью и превратившимся в привычный норманно-франкский. Гая весьма поразило, что Лоррейн откуда-то знает этот полузабытый язык, на котором он, уроженец Британии, понимал едва ли два слова из трех. Мак-Лауд в ожидании конца длинной баллады нетерпеливо ерзал на своем седалище и заговорил, как только смолк последний аккорд.
— Ты к чему это клонишь? Что мне вскоре нужно будет податься на Север? Или вся моя жизнь пройдет в бесконечных метаниях по миру? Доброе пророчество, ничего не скажешь…
— Истина редко бывает доброй. Что же до скрытого смысла, так тебе лучше знать, — Лоррейн аккуратно прижал ладонью дрожащие струны, приглушая звук. — Я рассказываю только о том, что ты представляешь из себя здесь и сейчас.
— Ну, порадовал, — раздраженно хрюкнул кельт, заталкивая глубже в костер откатившееся полено. — А вот про него, — он небрежно ткнул большим пальцем в сторону сэра Гисборна, — можешь чего-нибудь поведать?
Бродяга изучающе покосился на англичанина, и ответил уже на гортанном провансальском диалекте, изысканном языке поэтов и влюбленных:
И снова бой, и снова звуки рога
Зовут короне верные войска,
И серой лентой упадет дорога,
Пройти которую ты должен до конца;
И с ветром споря, и с волной сражаясь,
Уйдет корабль на поиски страны,
Где наша радость, боль, наш гнев и жалость
Сметут унынья горестные дни…
Гай в растерянности захлопал глазами. За минувший месяц он уже почти свыкся с мыслью о том, что в здешних краях чудеса творятся сами собой, составляя неотъемлемую и привычную часть жизни — как, должно быть, всевозможные дивности озаряли людское бытие во времена Артура и Мерлина. Но услышать предсказание, относящееся к собственной судьбе… И как его прикажете истолковать? Доброе это предзнаменование или злое? Какую дорогу имеет в виду Лоррейн, какую страну — Палестину, куда он стремится? Или какую-то допрежь неведомую землю?
— А, ну тут все просто, — ухмыльнулся Мак-Лауд. Советовать другому, как водится, проще, чем решать за себя. — Битва, дорога, корабль, покой души в конце. Плыть тебе, Гай, в Святую Землю. Это я тебе без всяких гадателей могу напророчить.