— Как владетель титула и сюзерен нашего края, я передаю право наследования моему… — Бертран все-таки запнулся, пускай и на краткое мгновение, — моему следующему по старшинству сыну, Тьерри. Указ и соответствующая публичная церемония будут проведены позднее, ныне же я извещаю вас о своем решении…
Со стороны, где расположилась буйная троица Плантаров — дядюшка и двое племянничков, державшие крепости Лавалане и Пюиверт — долетел простецкий присвист. Анри, старший представитель семейства Плантар, никогда не отличался благопристойным поведением, с юных лет став известным под заглазным прозвищем «Большого Борова» — и всегда охотно подтверждал сложившуюся дурную репутацию.
Тьерри украдкой перевел дух. Известие о смене наследника Ренна благополучно проглочено и теперь неспешно переваривается в умах отцовских вассалов. Настала пора действовать — покуда они не опомнились, не сбились в стаю и не начали огрызаться.
— Время пришло, — очень спокойно произнес Транкавель-средний. — Время восстановления попранной справедливости, которого мы ждали и к которому готовились. Довольно пустых разговоров и бесплодных мечтаний.
Довольно пустых разговоров и бесплодных мечтаний. Наши потомки не простят нам, если мы не сумеем воспользоваться этим благоприятнейшим из случаев. Путь свободен. Союзники во Франции и Аквитании окажут нам необходимую поддержку. Остается только сделать первый шаг — шаг нашего войска за пределы провинции. Я даю вам неделю — начиная с завтрашнего дня — для того, чтобы собрать свои копья. В начале ноября мы выступаем. Семья Транкавель поднимает свой голос — и долг обязывает вас следовать за господином.
— За господином, но отнюдь не за тобой, — скрипучие интонации могли принадлежать лишь одному человеку… и Тьерри знал, этот человек не преминет возразить. Таков уж он был, ровесник Железного Бертрана, правитель четырех ластурских замков, Роже де Кабар, один из немногих людей в провинции, способных возразить графу Редэ. — Наш господин пока хранит молчание.
— Которое, как известно, знак согласия, — осмелились возразить с другой стороны стола.
На эту компанию Тьерри возлагал большие надежды. Азартные молодые хозяева соседствующих владений, Мирпуа, Перея и Рокфиксада. Транкавелю-среднему пришлось затратить немало усилий, чтобы найти с ними общий язык и исподволь воспитать из юнцов преданных сторонников. Сегодня он доподлинно узнает, чего стоили их обещания поддерживать его…
— Мы придем, — молодежь оказалась стойкой в своем выборе. Или им кружило головы воображение, рисовавшее красочные картины великого похода на Север. Поход будет описан во всех летописях, они прославятся, их имена переживут столетия! А уцелевших в конце похода ждут почести, возвышение, близость к новому королевскому двору!
«Гончие, — с добродушной ухмылкой думал о восторженной молодежи Тьерри. — Мои гончие, которым только укажи зверя — и они рьяно кинутся его преследовать. Пусть не слишком умные, зато верные».
— Придут они! — пошептавшись с младшими родичами, взревел из своего угла Большой Боров. — С развернутыми знаменами и боевыми трубами! С шумом да треском прогуляются до стен первой же крепости, где схлопочут стрелу в лоб! Мессир Бертран, неужто этот молокосос… извиняюсь нижайше, ваш драгоценный сынок — неужто он говорит правду? Вы действительно намерены сделать это, поднять Юг против Севера? Не спорю, нет ничего лучше доброй драки — но вдруг, когда мы вернемся, в моих замках будут вовсю хозяйничать тулузцы? Вы ж эту лисью породу знаете! Коли хозяев нету дома — украдут все, а напоследок нагадят в колодец и стены разрушат!
— Мы столь давно твердим об этом походе, что разуверились в возможности когда-либо его начать, — поддержал Борова хозяин замка Пейрепертюз де Фенуйед, выходец из испанских мавров, известный своим многочисленным потомством и на редкость вспыльчивым характером. Выступление было тем более неожиданным, если учесть, что семейства Плантаров и Фенуйедов уже который год грызлись за право владеть городом Дюилак и изрядно недолюбливали друг друга. — Он совершенно не ко времени! Но, даже если мы соберем армию, разве наших восьми или десяти тысяч достанет, чтобы взять крепость Иль-де-Франс и захватить Париж?
— У кого не достанет сил, у нас? — искренне возмутились представители Мирпуа. — Да мы будем отмечать Рождество в Париже, а вы, если боитесь, не высовывайтесь за порог!
— Кто боится? Я боюсь?
— Тихо! — молчавший доселе Бертран чуть повысил голос, в зародыше гася возможную ссору. Вспыхнувший гомон затих, цвет Окситании во все глаза уставился на своего многолетнего правителя — сегодня решившего добровольно передать власть в новые руки.
— Тьерри говорит истинную правду, и я одобряю все, им сказанное. Усилиями наших сторонников сделано все, чтобы облегчить вам путь…
— Ага, а прослышавший о такой выходке Филипп мигом забудет об освобождении Иерусалима и помчится обратно — вразумлять заблудших, — влез с дерзким, но совершенно истинным замечанием младший из племянников Плантара. — Хороши мы тогда будем!
— Не помчится, — невозмутимо заявил Тьерри, хотя на сей раз совершенно не ощущал уверенности в своих словах. Тут он мог полагаться только на уверения отца, а Железный Бертран сказал, как отрезал: «Филипп, равно как и Ричард Английский, не вернется в Европу. И будь добр, не задавай вопросов, кто и как об этом позаботится.» — Покойнику затруднительно куда-либо мчаться.