Изабель скроила кислую гримаску.
— Радость моя безгранична, — произнесла она стеклянным голосом.
— Мы как раз затеяли что-то вроде срывания масок, — Гисборн, оттолкнувшись от стены, прошелся взад-вперед в солнечном луче, через безостановочную пляску пылинок. — Изабель, которая, как ты недавно обмолвился, знает все про всех, утверждает, что Джейль — шпион византийского императора, а рескрипт королевы Элеоноры у него поддельный. Я не знаю…
Он прервался, недоуменно воззрившись на Дугала. С шотландцем творилось что-то неладное. Мак-Лауд сипло перхал, размахивал руками и мотал головой. Гисборн далеко не сразу понял, что кельт смеется.
— Чему ты радуешься? — уязвленно осведомился Гай. — Хочешь сказать, Ральф Джейль не имеет никакого отношения к Константинополю?
— Имеет… самое прямое… — просипел шотландец, все еще не в силах справиться с хохотом. — Джейль — византийский шпион… Браво, женщина! Брависсимо! Нет-нет, Гай, не обращай на меня внимания. Все так и есть. Джейль трудится в пользу Комниных, это истинная правда. Кто бы тебя ни спросил, так и отвечай: Ральф Джейль — византийский лазутчик, поганый убийца и похититель невинных девиц.
— Вот как? — Гай нахмурился. Прямодушный англичанин не любил, когда с ним играли втемную, и тем паче, когда над ним потешались. — Тогда, может быть, расскажешь наконец про себя ? Какой такой славой ты просил поделиться этого сукина сына? Кому служишь ты ?
Шотландец резко посерьезнел. Вопреки ожиданиям, англичанин получил точный и недвусмысленный ответ:
— Хитромудрой Элинор, да благословит Господь ее начинания и ее друзей. Чтобы уж сразу все прояснить, Гай: мы с Джейлем служили одному господину, вернее сказать, госпоже. И в этой истории с архивом должны были быть заодно. Но, видит Бог, нынче Ральф встал на кривую дорожку, и она не доведет его до добра. Боюсь, скоро конец его везению. И… прости, что втянул тебя во всю эту грязь.
— Ты меня не втягивал, я сам втянулся. А что за старые счеты меж вами? — почувствовав, что настал тот редкий случай, когда Дугал говорит правду, Гай твердо решил выяснить все до конца. — Что он имел в виду, когда орал «Теперь мы квиты!» там, в ущелье?
— Тебе непременно хочется это знать? Именно сейчас? — скривился шотландец.
— Да! — почти в полный голос рявкнул сэр Гисборн.
— Что ж, раз тебе невтерпеж… Лет десять назад я стал виновником гибели его семьи, — нехотя сообщил Дугал.
— Что ж, раз тебе невтерпеж… Лет десять назад я стал виновником гибели его семьи, — нехотя сообщил Дугал. — Покойный отец мессира Джейля был шерифом английской короны в Дингуолле — это неподалеку от моих родных краев. Джейль-старший придерживался той идеи, что для поддержания спокойствия и порядка нет средства лучше доброй плахи и крепкой веревки. Однако во всем надо знать меру, а господин шериф этой меры ведать не хотел. Вскоре чаша терпения его подданных переполнилась. Вспыхнул бунт, в котором я был одним из зачинщиков. Дом Джейлей сожгли, семья и близкие разделили участь главы семейства. Мне казалось, я защищаю интересы моей страны и моего народа, я не хотел безвинных жертв, и мне действительно жаль — но бунт есть бунт. Это как лесной пожар: легко начать, но управлять невозможно. Ральфу тогда повезло — он уцелел.
— Тогда его злоба вполне объяснима, — после долгой паузы признала Изабель. Мак-Лауд едко хмыкнул:
— Ненависть — как хорошее вино. Чем старше, тем крепче. Но теперь-то, полагаю, мы и впрямь квиты. Если тебя это порадует, скажу еще — главарей того мятежа схватили и судили. Двоих повесили в Ньюкасле, один сумел бежать. И бегает до сих пор, никак остановится не может, — последнее было добавлено с изрядной горечью.
«Что-то подобное я и подозревал, — кивнул про себя англичанин. — Вечно от этой Шотландии сплошное беспокойство и никакого проку. А про Дингуолльский мятеж, помнится, я краем уха слышал: скотты тогда изрядно пошумели, возмутив едва ли не весь север Острова».
— Горец-бунтовщик верой и правдой служит английской королеве? — недоверчиво спросил Франческо.
— Свет видывал и более странные союзы, — пожал плечами Дугал. — Времена меняются. Мы меняемся вместе с ними.
— Значит, тогда, на причале в Дувре, ты вовсе не устраивал Лоншану побег с Острова? — разрозненная мозаика стремительно обретала законченные очертания, все кусочки со звонким щелканьем занимали положенные им места. — А если бы тебя казнили заодно с твоим хозяином?
— Кила бы у них выпала — меня казнить, извините, мистрисс Изабель, на грубом слове, — Мак-Лауд снова глухо закашлялся. — Нет, Гай, побег я не устраивал. Я знал, что у архива канцлера выросли длинные ноги и он убегает, но понятия не имел, кто именно прибрал его к рукам. Что же до его милости Лоншана, я хотел заморочить ему голову и без лишнего шума доставить на Сицилию, Элеоноре Пуату. Но раз уж вашими стараниями карлика вздернули — знать, судьба.
— Сколь многого не ведаем мы о ближних своих… — буркнул Гисборн. — Я уж теперь и не знаю, как к тебе обращаться. Тебя действительно зовут Дугал Мак-Лауд или иначе?
— Крестили Дугалом, — слабо улыбнулся кельт.
— Осталась самая малость, — с самым грозным видом Гисборн повернулся к Изабель Уэстмор. Рыжая девица ответила ему безмятежным до полной прозрачности взглядом. — Две маски из трех сняты. А кем будете вы в этом раскладе, драгоценная мистрисс Изабель? Советую отвечать.