— Бр-р, — передернулась Изабель. — Ну и поделом им.
— Говорят, сам Ротауд был еще жив, когда осаждающие вошли на остров, — завершил свою мрачную историю Лоррейн. — Его утопили в болотах, вместе с телами его сообщников… И вот я думаю — кому настолько не давала покоя слава Ротауда-Детоубийцы, чтобы рискнуть назваться его прoклятым именем?
Лоррейн обвел притихших слушателей вопросительным взглядом блестящих серо-стальных глаз, почему-то казавшихся слегка безумными.
Ответа на свой вопрос он не дождался. Даже говорливый Мак-Лауд примолк.
Ночь с 18 на 19 октября.
По всем приметам, это вечер должен был стать последней ночевкой долгого путешествия. За минувший день отряд благополучно добрался до восточных окраин Камарга, не встретив никого, кроме местной живности да вспугнув большой табун диких лошадей. Лоррейн объяснил, что кони не сбежали от своих хозяев, а с незапамятных времен обитали тут, на болотах. Иногда местные жители их ловят и пытаются приручить, но редко добиваются успеха — лошади слишком привыкли к волной жизни. Гай мысленно пожелал заплутавшему в болотах Фламандцу прибиться к такому табуну — авось, тогда не пропадет. Если, конечно, бедолага остался в живых, а не утонул в коварной трясине.
(Соловый жеребец фламандской породы, о чем мессир Гисборн так никогда и не узнал, действительно уцелел, но присоединиться к диким сородичам не пожелал. С наступлением зимы оголодавший конь вышел к пригородам Монпелье, где был пойман, отведен в конюшню, подлечен, почищен и откормлен, а весной выгодно продан какому-то местному рыцарю).
Нынешний лагерь разбили неподалеку от реки. Огромная, широкая Рона шелестящей лентой струилась сквозь ночь, милях в семидесяти за ней странников ожидал богатый торговый город Марсель. Оставалось только найти в его гавани подходящий корабль да вытерпеть тяготы трех или четырехнедельного морского плавания — и головокружительный план, задуманный компанией авантюристов в далеком нормандском лесу, начнет осуществляться…
Должно быть, не одного Гая посетила мысль о том, что завтра-послезавтра пути отряда разойдутся навсегда. И, хотя палатки были расставлены, никто не спешил покинуть маленький круг тепла и света, созданный горящим костром. Не было ни привычных разговоров о будущем, ни песен, ни историй, ни взаимных дружеских насмешек — просто молчаливое собрание у огня. Время от времени кто-нибудь с неохотой поднимался: подбросить дров, сходить проведать лежавшего в палатке Сабортезу — днем старик дважды приходил в себя, пытался заговорить, но не сумел и опять провалился в беспамятство. Сидевшая едва ли не у самого огня Бланка шепотом жаловалась, что мерзнет — хотя девица куталась в два плаща, свой и Франческо. Приключения в болотах Камарга явно вышли ей боком, и остальные могли только посочувствовать Транкавель-младшей.
— Феличите, слазай ко мне и принеси этой страдалице еще что-нибудь накинуть, — сердитым шепотом приказала Изабель, когда Бланка снова принялась сетовать на холод. — А лучше прогони ее спать. Не так уж и холодно, как она причитает.
Итальянец молча ушел в темноту и вернулся с большим темным свертком, пахнущим овчиной. Встряхнул его, разворачивая… и тут из складок просторного дорожного плаща вывалилось нечто квадратное. Мистрисс Уэстмор еле слышно ойкнула, попыталась быстрым движением схватить загадочную вещь, но та подкатилась к ногам Гая и остановилась.
Недоумевающий англичанин поднял ткнувшийся в его сапог предмет. Ему уже доводилось видеть эту штуковину, резную шкатулку искусной — по утверждению Франческо, ромейской — работы, сделанную из матово-желтой кости. В прошлый раз, когда шкатулка побывала в его руках, она пустовала. Теперь же, судя по весу, в ней что-то лежало. Мессир Гисборн бездумно приподнял крышку, благо та была не заперта, и его глазам предстал томик размером в четверть листа, в обложке из потрескавшейся синей кожи, с накладками из шлифованного оникса по углам.
— Так, — с нажимом произнес мессир Гисборн. — И как прикажете это понимать?
Привставший с места Дугал заинтересованно глянул в шкатулку, поднял бровь и заржал, как жеребец на весеннем выгоне. Погруженная в душевные терзания Бланка удивленно подняла голову.
Погруженная в душевные терзания Бланка удивленно подняла голову. Неведомо как оказавшийся рядом с Гаем Лоррейн — а пару ударов сердца назад певец сидел на другой стороне костра — нетерпеливо протянул к книге руку и тут же отдернул, словно попытался схватить выпавший из печи уголек.
— Мистрисс Изабель? — воззвал Гай. — Не потрудитесь объяснить, как в вашей поклаже затесалась чужая собственность?
— Это же наше, — растерянно заморгала длинными ресницами Бланка. Девица Транкавель без всякого затруднения извлекла фолиант из шкатулки и прижала к себе, словно защищая от возможных похитителей.
— Все до смешного просто, Гай, — фыркая, растолковал Мак-Лауд, — наша дорогая Изабель не в силах пройти мимо того, что плохо лежит. На сей раз она стянула Реннский Апокриф, вещицу, прямо-таки не имеющую цены. И проделала это, вынужден признать, на редкость ловко.
— Ничего я не крала! — возмутилась мистрисс Уэстмор, успешно справившаяся с мгновенным замешательством. — Это была честная сделка! Я договорилась с мессиром Рамоном — моя благосклонность в обмен на разрешение одним глазком взглянуть на их легендарное сокровище. Он согласился и сам принес мне книгу из замковой библиотеки. Думал, раз я все равно не выйду из замка, почему бы не посулить бестолковой девице приманку и заодно не поразвлечься? А потом ему сделалось дурно, и я предпочла удалиться. Неужто надо было оставить эту редкость валяться на грязном полу? Транкавели должны быть благодарны мне — я сберегла их сокровище, с которым они так скверно обращались!