Железный Бертран сидел на своем троне-кресле очень прямо, каменной неподвижностью и цветом лица похожий на мраморное изваяние — лишь на скулах ярко алели пятна стыда. Такого позора семья Транкавелей еще не испытывала. «Только молчи, отец. Потерпи еще чуть-чуть. Ну что, нет больше шакалов, желающих корону Меровингов? Тогда…»
Тьерри медленно поднял голову, и сидящий рядом Пьер де Монпуа с трудом подавил инстинктивное желание шарахнуться прочь. Зрачки Тьерри де Транкавеля заполняла бездонная тьма, в которой плясали далекие багровые искры. Он заговорил, и его голос громом прокатился по залу:
— Это все, кто желает примерить мою корону?
Он вскинул руку.
У Плантара Большого Борова из середины лба вдруг вырос толстый арбалетный болт. С грохотом, от которого вздрогнули стены, огромная туша незадачливого соискателя короны опрокинулась навзничь. Пожилой Корба де Ронтар в падении произвел гораздо меньше шума, а Амори из Рокфиксада медленно оседал, из последних сил цепляясь за край стола — стрелок чуть-чуть промахнулся, болт вошел Амори в кадык. Кто-то вскрикнул, кто-то вскочил, панически шаря глазами по темным отдушинам под потолком и по привычке хватаясь за бесполезное оружие. Тьерри мог поклясться, что на миг его отец поддался всеобщей панике — Бертран не знал о подготовленной ловушке, о затаившихся стрелках, ожидавших знака.
— Я передумал, — сказал Транкавель-средний, и теперь в его голосе отчетливо звучала сталь. Каждое слово падало, как кузнечный молот на наковальню. — Я посмотрел на этих людей, дерзнувших назвать себя наследниками священной короны Меровингов, и душа моя преисполнилась омерзения. Ибо не может править Францией мерзавец, запятнавший себя изменой своему сюзерену — а то, что они только что совершили, называется именно так. Но я сдержал слово — требующий более прочих да получит первым то, что заслужил. И я был милосерден, ибо в моей воле было предать их смерти куда более жестокой. Теперь я спрашиваю остальных: есть ли среди вас такие, кто по-прежнему считает меня слабым, или мягкотелым, или недостаточно опытным? Если нет, то запомните навсегда: я, Тьерри де Транкавель, по праву наследовал трон Меровингов и никому не собираюсь его уступать.
Те же, кто поможет мне отвоевать его у узурпатора, те, кто будет верен данной клятве и пойдет со мною до конца, на победу или на смерть — тем полной мерой воздастся по делам их, и не будет никого, кто превзойдет их в славе и доблести.
Он умолк в ожидании. Вельможи сидели, приходя в себя и нерешительно переглядываясь, и тут с дальнего конца стола послышался скрипучий смех. Роже Ластурский, все еще усмехаясь, выбирался из-за стола.
— Мальчик далеко пойдет, — он опустился перед Тьерри на правое колено, склоняя седую голову в знак покорности. — И я пойду за вами… мой король.
Роже де Кабар был первым. За ним последовали остальные. Один за другим лангедокские вельможи опускались на колени, вкладывая свои руки в руки молодого господина, подтверждая вассальную клятву — оммаж, признавая безусловную власть своего сюзерена.
Бертран де Транкавель, позабыв встать, глядел на сына так, словно увидел его впервые.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Болотная страна
16 — 17 октября,
в течение дня.
Завершался третий день путешествия по старой римской дороге — против ожиданий, до неприличия благополучного и спокойного. Мессир Гай даже начал ощущать себя на редкость важной персоной, странствующей под бдительной охраной и могущей не опасаться дорожных неурядиц. Никаких признаков погони не замечалось, зато в крохотной прибрежной деревушке под названием Ле-Кана обнаружились следы преследуемых. Джейль и его отряд миновали поселок ровно сутки тому, оставив на память о себе трех брошенных лошадей, страдавших жестокими коликами. Как уверяли поселяне, стоило пришлецам уехать, животные немедля пришли в себя, взбодрились и обрели новых хозяев в лице местных жителей.
Франческо попытался узнать, имеются ли дальше по дороге еще какие-нибудь поселения, но полученные ответы звучали однообразно — кроме городка Монпелье и гавани в Сете, до самой Роны никто не живет. Но в маленькой, открытой всем ветрам гавани редко кто решается зимовать — налетит шквал, и поминай, как назывался твой корабль. Надежда подрядить там какую посудину до Сицилии невелика, так что ехать вам прямиком до Роны и стоящего на ней Арля. Да, и непременно пошарьте у пределов Камарга, может, наткнетесь на какого охотника, чтобы провел вас до Реки. Сами не суйтесь — опасно. От дороги там давно остались одни воспоминания да порушенная насыпь.
— Что такое «Камарг»? — заинтересовался звучным названием сэр Гисборн. — Какой-то большой здешний лес?
Ответил Лоррейн, похоже, изучивший здешние края вдоль и поперек:
— Не лес. Камарг — земля болот. При впадении в море Рона распадается на великое множество рукавов. Там все поросло камышом и дикими травами, это раздолье для четвероногой и пернатой животности, однако люди в Камарге селиться не решаются. Слишком уж много там происходит… всякого, — он коротко улыбнулся каким-то своим мыслям. — Кое-кто говорит, будто там обосновалась вся нежить и небыль, вытесненная людьми. Другие уверяют — это просто огромные заболоченные земли, раскинувшиеся на много лиг. Там легко заблудиться и пропасть, легко увидеть нечто несуществующее…