— Виа Валерия? — осторожно уточнил Бланшфор.
— Она самая, — закивал мессир Калькодис. — А поскольку вы у меня туповаты малость, без сторонней помощи способы только до ветру сходить, на дороге вас будет дожидаться проводник. Вы его сразу признаете, не ошибетесь, — рыжий толстячок довольно хрюкнул. — Езжайте прямиком за ним, куда поведет. Как нагоните вашу пропажу — сами сообразите, что делать. И зарубите себе на носу, запомните накрепко, — он постучал согнутым пальцем по столу: — девица должна остаться в живых! Прочих изловить всех без исключения. Чтоб ни одна живая душа не ускользнула!..
— И что потом? — перебил Рамон.
— Потом? — мэтр расцвел широчайшей из улыбок. — Потом ваша милость осмотрит имущество пойманных, обнаружив там бездарно провороненный архив и упущенную реликвию… Да-да, предприимчивый ты мой, — выражение подвижного лица Транкавеля-старшего сделалось точной копией аллегории Отчаяния, — утащила рыжая красуля твою приманку, пока ты таращился на ее вертлявую задницу. Ты чем вообще думал, затевая подобную глупость?..
— Хотел заставить ее проговориться… — начал было наследник Ренн-ле-Шато, но вовремя сообразил: оправдания ему не к лицу, и сделанного уже не вернешь.
Рамон предпочел сменить тему разговора: — Предположим, книга и Бланка в моих руках. Что дальше?
— Сначала верни их, потом посмотрим, — мессир Калькодис грузно выбрался из-за стола. — Обещать-то ты горазд, это я уже понял. Смотри, опять не промахнись — а то я совсем к тебе интерес потеряю. Будешь сам выкручиваться. Любопытно взглянуть, долго ли протянешь?..
Незваный гость подпрыгивающим мячиком выкатился в ночную темноту, оставляя за собой отзвук ехидного хихиканья. Гиллем де Бланшфор вопросительно покосился на своего господина — настроение и облик того очень точно характеризовало высказывание простецов «как оплеванный».
— Поедем? — несмело поинтересовался Гиллем.
— А что делать? — голос Рамона звучал глухо и тоскливо, однако слова были вполне разумны. — Не гнить же здесь до скончания веков?
* * *
Во сне столь напугавшее Франческо выражение мрачной одержимости на лице Бланки исчезло, сменившись удовлетворенной задумчивостью. Она заснула стремительно — на миг закрыла глаза посреди легкомысленной болтовни, ткнулась головой ему в плечо и обмякла, оставив Франческо приходить в себя и размышлять над тяжким вопросом: как ему — вернее, им — жить дальше?
Соображалось с трудом. Пускай Бьянка не обладала большим опытом, зато юношеского пыла, настойчивости и выдумки в ней крылось — хоть отбавляй. После нее любая женщина из прежних знакомых Франческо представала неповоротливой колодой, вялой и заурядной. Смутное подозрение, что его пытались околдовать, бесследно испарилось, сменившись восхищением и робким недоумением: за какие такие скрытые достоинства судьба вдруг решила преподнести ему такой подарок?
И как теперь распорядиться этим даром?
«Жениться!»
Франческо так и эдак повертел простую и незамысловатую мысль. За пределами Лангедока наверняка отыщется церковь, где их обвенчают. Придется обойтись без присутствия родителей — мол, те проживают очень далеко и не смогли приехать. К тому же венчающиеся сами находятся в паломничестве. Едут в Марсель, дабы присоединиться к крестоносному воинству. Звучит убедительно. С подтверждением мессиров Гисборна и Дугала — убедительно вдвойне. Плотский грех убелен законным браком, Бьянка навсегда останется с ним…
Да, но что скажет она сама? Вдруг она совершенно не испытывает желания быть супругой какого-то итальянского торговца, без имени и гроша за душой? Может, проснувшись, Бьянка заявит: случившееся — всего лишь мимолетная прихоть, спасибо за все, а теперь каждый вернется на отведенное ему Господом место? Она — в Ренн-ле-Шато, он — в безвестность, из коей возник на мгновение в ее жизни?
Жить без нее? Но разве можно прожить, лишившись сердца?
И что скажет отец, достопочтенный Пьетро Бернардоне, если в один прекрасный день на пороге объявится любимый отпрыск с потрясающей новостью: «Отец, матушка, я женат, и вот моя супруга. Ее зовут Бьянка де Транкавель, она дочь лангедокского вельможи, правда, незаконная…»
— Я все решила, — не открывая глаз, отчетливо произнесла Бланка, словно подслушав мысли лежавшего рядом с ней человека и заставив Франческо вздрогнуть. — Домой я не вернусь. Поеду с тобой. С тобой и твоими попутчиками. Куда вы направляетесь?
— В Марсель, — опешил от звучавшей в голосе Бланки неженской твердости Франческо. — Оттуда — еще не знаю…
— В Марсель, так в Марсель, — девушка аккуратно зевнула, прикрыв рот ладонью, и сонно заморгала.
— Оттуда — еще не знаю…
— В Марсель, так в Марсель, — девушка аккуратно зевнула, прикрыв рот ладонью, и сонно заморгала. — Который час, как думаешь? Надо бы незаметно убраться отсюда.
Толстая свеча с чередующимися красными и желтыми полосками сгорела на две трети, что означало глухую полночь. Бланка со вздохом сожаления выбралась из-под одеяла и принялась собирать разбросанную по полу комнатушки одежду, отделяя свои вещи от вещей Франческо.
— Погоди, но куда же ты денешься посреди ночи? Дождись хотя бы утра! — сама мысль о расставании причиняла настоящую муку. — Тебя не выпустят за ворота!