— Только не я, — сразу отказался Дугал. — Я и писать-то толком не умею. А ежели и напишу чего, так обязательно неприличное.
Изабель одарила ерничающего кельта взглядом, в коем тонко смешались отвращение и брезгливость.
— Н-ну… э-э… — подобный великий и, вне всякого сомнения, богоугодный подвиг украсил бы жизнь любого истинного рыцаря, но милорд Гисборн совершенно не представлял, с какой стороны за него взяться.
Управиться с демонической тварью было не в пример легче, нежели разобраться в строчках древней книги.
— Я бы попробовал, — робко произнес в наступившей тишине Франческо. — Но ведь я не имею никакого отношения к семейству Транкавель и их родовым тайнам. Я вообще здесь чужой…
— Тем лучше, — ободряюще кивнул бродяга. — Значит, ты увидишь глазами, не замутненными обидами прошлых лет.
— Феличите, не делай этого, прошу тебя, — обеспокоенно произнесла мистрисс Уэстмор. — Поверь мне, не стоит играть с огнем.
— Все обойдется, — рассеянно откликнулся итальянец, коему Книга, похоже, застила весь остальной свет и даже пересевшую ближе Бланку. Фолиант тяжело лежал в ладонях, ониксовые украшения блестели, отражая свет костра. Франческо не представлял, откуда у него возникло стойкое убеждение: он сумеет! Милостью Господа и собственным разумением он сумеет положить конец затянувшейся вражде, одолеет прячущегося в пергаментных дебрях дракона, вырвет его ядовитые зубы! Он даже точно знал, что нужно делать — аккуратно, двумя руками, открыть Книгу и ощутить в сложенных щепотью пальцах правой руки легкую шершавость стрежня гусиного пера. Заостренный кончик скользит над усеянными россыпью черных знаков страницами, над древней, громоздкой латынью, все едино ни слова не понять, но вот эта строка явно лишняя. Ее соседки, сверху и снизу, мерцают изнутри ровным золотистым светом, а подозрительная, украдкой проникшая на пергамент, еле заметно отдает багровым. Долой ее!
Под изумленными взглядами сотоварищей Франческо решительно провел неизвестно откуда взявшимся в руке пером поперек страницы, вымарывая спрятавшуюся среди иных слов ловушку. Бланка завороженно прижала руку к губам, увидев, как не приглянувшийся итальянцу кусок текста съежился, рассыпаясь черным пеплом. Налетевший ветерок сдул невесомую пыль, и мессир Бернардоне перевернул лист.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Честного не жди слова
Ночь с 18 на 19 октября.
— Э, нет! Так дело не пойдет! — никто из сидящих у костра не услышал раздраженного восклицания и не заметил шагнувшего из взвихрившегося на миг воздуха толстяка с рыжей бородкой клинышком. Зато его увидел Лоррейн, вскинувший кисть в останавливающем жесте.
— Ты руками тут не маши и мне не указывай! — огрызнулся прибывший, но тем не менее через пару шагов остановился. Потоптался на месте, налег плечом на невидимую преграду, однако прорваться дальше не смог. Зыркнул по сторонам и сварливо выкрикнул: — Эй, соловей неощипанный, ты чего удумал-то? Или договор наш позабыл? Так я тебе напомню, ты только скажи! Нет, вы посмотрите на него! — мэтр Калькодис, а это был несомненно он, трагически всплеснул руками. — Совсем от полоумия своего страх потерял! Мало тех гадостей, что ты уже натворил? А господин-то, между прочим, все видит, все запоминает. Не простит он тебе, ой, не простит! Будешь, как в давние времена, с камнями толковать и черствую лепешку выклянчивать! Хочешь этого, а, птичка певчая? Зря тебя тогда в живых оставили, а я ведь твердил господину — ни к чему тебе тут быть, пусть убирается, откуда взялся!
— Помолчи, Злоязыкий, — сухо ответил бродяга. — Я могу забыть себя и свой долг, но о договоре твой хозяин мне забыть не позволит. Только позволь тебе кое-что напомнить. В том памятном Договоре говорилось, что мы не будем препятствовать свободному выбору людей. Когда-то Гельда и Сигиберт по своей воле приняли ваше покровительство, а теперь этот смертный принял свое решение.
— Тоже мне, «свободный выбор»! — возопил толстяк.
Когда-то Гельда и Сигиберт по своей воле приняли ваше покровительство, а теперь этот смертный принял свое решение.
— Тоже мне, «свободный выбор»! — возопил толстяк. — Ври, да не завирайся! Ты же его и подтолкнул, и повел, как осла на веревочке!
— Разве вы поступаете иначе? — невинно поинтересовался Лоррейн. Мэтр Калькодис досадливо скривился, оставив выпад без ответа.
Ничего не слышавшая, но ощутившая подспудное беспокойство Изабель бросила взгляд по сторонам. Болота, камыши, отражение луны в черной воде Роны. Франческо все вычеркивает и вычеркивает из Книги — иногда одно-единственное слово на странице, иногда целую строчку, и прах струйкой стекает на пожухлую траву. Он до того увлекся, что даже принялся неразборчиво напевать вполголоса, вороша тяжелые страницы.
— Прекрати это, — теперь в голосе толстяка звучала неподдельная угроза. — Тебе и так несказанно повезло, довольствуйся этим! Ты хоть представляешь, сколько стараний и времени потребовалось, чтобы выпестовать такой идеал, как Рамон? И где он теперь? Подло убит твоим клевретом! А девчонка, его сестра? Никогда не пробовал убедить Огненную Деву провести целый год в облике смертной женщины, да еще произвести на свет отпрыска? Оставь Книгу в покое!