Мак-Лауд не обратил на нее внимания:
— Да, Изабель хорошо к тебе относилась, заботилась, помогала чем могла — но сегодня ее настоящие, подлинные интересы взяли верх. Не знаю, как бы я сам поступил на ее месте. Может, сделал то же самое. Может, прежде чем удрать, прикончил бы всех спящими — чтобы не оставлять свидетелей. Отчасти она даже проявила честность… Или не успела управиться? Забрала лишь часть архива, чтобы предстать перед своими хозяевами не с пустыми руками.
— Нет у нее никаких хозяев! — уперся Франческо. — Если она оставила нас, значит, тому имелись веские причины! Я могу спасением души поклясться — с прошлой осени монна Изабелла находилась в Европе и не бывала на вашем Острове!
— Овес, знаешь ли, к лошади не ходит. Бумаги из Лондона ей привезли сообщники, и, получив архив, она преспокойно отправилась в путь на юг. И вообще, мой отец, большого ума человек, в числе прочих наставлений заповедовал мне никогда не спорить с блаженными, — снисходительно поделился житейским опытом Дугал. — Поэтому думай, что тебе угодно. Можешь даже считать рыжую лгунью своей небесной покровительницей. А мессир Гай охотно поможет тебе соорудить алтарь в ее честь и составит пару в поклонении этой ловкой проныре. Похоже, для него мои слова тоже недостаточно убедительны.
— Просто это как-то… невероятно, — растерянно признал сэр Гисборн. — Мистрисс Уэстмор — византийка?
— Как она сама верно заметила, преданному конфиденту совершенно необязательно быть уроженцем страны, которой он служит, — напомнил Мак-Лауд.
«Горше смерти порой женщина, ложь под языком ее и руки ее — оковы», — некстати припомнилась Гаю фраза из слышанной когда-то проповеди. Шотландец говорил истинную правду, но отравленный поцелуй девицы, которая никогда не была Изабель Уэстмор, сладким ядом горчил на губах — отныне и навсегда.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Паруса на горизонте
20 октября.
Марсель, побережье Средиземного моря.
По приблизительным подсчетам отца Томмазо, приходского священника в небольшой церкви Святого Духа, что стоит в Римском квартале шумного приморского города Марселя, за минувший год он освятил больше браков, чем за десять лет своего предыдущего служения. Оно и неудивительно — с января месяца Марсель стал местом сбора крестоносного воинства. Паладины Воинства Христова здраво полагали: отправляясь в долгий и опасный путь через Средиземное море, будет нелишним озаботиться заключением брачного союза. Ежели по воле Господней паломник не вернется обратно в Европу, его подруга по крайней мере будет обеспечена доходом, полагающимся вдове крестоносца. Марсельские дамы и девицы всех сословий тоже не теряли времени, стремясь заполучить в семейство рыцаря познатнее и побогаче. На худой конец, сойдет и оруженосец или даже просто воитель из хорошей семьи.
Поскольку церковь Святого Духа стояла ближе всех к Старому Порту, где шла погрузка воинства на корабли, то в ее двери то и дело стучались воины Господни со своими избранницами, повторяя на разные голоса и наречия одну и ту же просьбу: «Святой отец, обвенчайте нас!»
Будь на то его воля, благодушный отец Томмазо охотно повенчал бы всех мужчин и женщин мира, и окрестил их отпрысков.
Очередная компания, топтавшаяся на крыльце церкви Святого Духа, вызвала у отца Томмазо легкое удивление.
Очередная компания, топтавшаяся на крыльце церкви Святого Духа, вызвала у отца Томмазо легкое удивление. Смазливый парень-итальянец, высокий тип варварско-воинственного обличья, широкоплечий блондин с лошадиной физиономией уроженца Британских островов, и, само собой, девица. Невеста, сказать по правде, была какая-то… диковатая. Темные волосы обрезаны слишком коротко для женщины, нарядное платье наверняка прикуплено в лавке на соседней улице, агатовые глазищи блестят из-под дешевой красной вуали нехорошим огнем. Не простолюдинка, хоть и старается прикинуться скромницей. Мавританка из-за Пиренеев, недавно принявшая истинную веру? Крещеная еврейка? Или, не приведи Господь, беглая монашка, не устоявшая перед соблазнами мирской жизни? И кто из троих намерен взять эдакое сомнительное сокровище в спутницы жизни?
Отец Томмазо поначалу решил, что избранник девицы — лохматый верзила, но ошибся. Женихом оказался мальчишка-итальянец. Странно, что он не повел свою ненаглядную в итальянский квартал, где тоже есть приходская церковь.
Однако деньги у диковинной пары водились, за проведение обряда они заплатили без малейшего возражения да еще добавили щедрое пожертвование в пользу храма. Посему старый священник не стал проявлять излишнего любопытства, ограничившись обычными вопросами, предварявшими таинство. Парочка охотно подтвердила, что верует в Господа нашего и Святую Троицу, что ранее ни в каких в браках не состояла, вручила святому отцу пару тонких золотых колечек (тоже наверняка приобретенных считанные часы назад) и представилась. Англичанин, заменявший на церемонии отца невесты, назвался шевалье Гаем Гисборном. Лохматый головорез, представлявший родителя жениха, на вопрос о своем имени проворчал нечто невразумительное. Молодого человека звали Франческо Джованни Бернардоне, родом из Ассизи, что в Умбрийской провинции Италии, девица коротко бросила сквозь зубы — «Я Бланка».