Количество страниц, исправленных и переложенных слева направо, постепенно росло. Три десятка последних листов, не вклеенных, но аккуратно вшитых тонкой нитью, занимало подробнейшее генеалогическое древо — составляемое, должно быть. на протяжении нескольких десятилетий. В самом его конце молодой человек наткнулся на знакомые имена. Бертран, родившийся в 1140 году от Рождества Христова, февраля четвертого дня… Сын его Тьерри-Симон-Чезаре… Дочь его Терезия-Бланка-Маргарита-Катрин, рожденная в 1174 году от Пришествия Спасителя, августа месяца 15 дня… И пустые страницы, ожидающие, когда усердный писец заполнит их новыми именами.
— Всё, — удивленно сообщил молодой человек, когда пальцы ощутили не пергамент, но твердую, обтянутую потрескавшейся кожей обложку. Столь верно послужившее перо растаяло в воздухе, собиравшиеся грозовые тучи уплыли в сторону побережья, ветер перестал раскачивать тревожно шелестящие камыши. Попутчики таращились на мессира Бернардоне с одинаковым выражением лиц — растерянным и недоверчивым. Все трое, за исключением Лоррейна. Бродячий певец с отсутствующим видом смотрел куда-то за реку, смахивая, как это с ним порой случалось, на человека, заснувшего с открытыми глазами. Серебряная тень подкралась к его ногам и потемнела, оборачиваясь привычным пятном мрака.
— Ну, я тебе это припомню… Пожалеешь еще, век горевать будешь…
Мэтр Калькодис, незримо стоявший шагах в пяти от костра, коротко ругнулся сквозь зубы и зашагал прочь. Лоррейн с видимым усилием повернул голову, глянув вслед уходящему протинику. Против ожидания, лицо бродяги не выражало ни торжества, ни превосходства — только спокойное сожаление и пожалуй… пожалуй, сочувствие.
19 октября, раннее утро.
Серенькое осеннее утро разливалось над просторами Камарга, а сидевший на моховой кочке человек всерьез размышлял, не покончить ли ему с собой. Правда, под рукой не имелось ни толстой осиновой ветви, ни дубовой стрехи. Но разве такие мелочи в силах помешать тому, кто изо всех сил стремится к намеченной цели?
Шевалье Ральф Джейль хотел умереть — ибо жить ему было незачем.
Его миссия потерпела полное и сокрушительное поражение. Треклятый кельт невероятным образом избежал уготованной ему могилы. Наемники перебиты или разбежались. Девица Изабель, кладезь тайных знаний византийского двора, улизнула. Архив Лоншана потерян. Все, что он знает о собственном местоположении в мире — «я где-то в камаргских болотах». Как он станет выбираться из этого угрюмого края, Джейль не имел ни малейшего представления. Лошади нет, дорог нет, где находится Рона или морское побережье — он не знает.
В ту безумную ночь ему посчастливилось — если случившееся заслуживало название «везения». Скатившиеся с холма разбойники с улюлюканьем пронеслись мимо, сцепившись с рыцарями Храма. Все пять сундуков архива были у него в руках, необходимы были только лошадь и толика времени, чтобы навьючить их на спину животного. Лошади стояли поблизости, но при звуках начавшегося боя бросились врассыпную. Джейль сумел изловить одну и взобраться в седло, но тут мимо с жутким воем пронеслась огромная черная тварь, то ли собака, то ли охотничий леопард, в темноте сказать было трудно. Перепуганная кобыла припустила сломя голову через внезапно павший на Камарг густой туман. Воистину чудо Господне, что Ральф и его скакун не влетели в трясину.
К полуночи белесая мокрая пелена начала развеиваться, но в море камышей безнадежно потерялись любые ориентиры. Требовалось любой ценой дотянуть до утра, а там уже начать разбираться, что к чему. В седельных мешках лошади нашлось немного вяленого мяса и кожаная фляга с вином, у самого Джейля в поясной суме хранились трут и огниво. Он развел небольшой костерок и благополучно просидел возле него до рассвета.
Утром ничего не изменилось. Простирающиеся во все стороны заросли болотных трав, зеркальца озер, небольшие возвышенности, прижившиеся на сухих местах оливы, вездесущий тамариск и многочисленные пернатые. После скудного завтрака Джейль отправился разыскивать место вчерашней стычки, но перепуганная лошадь унесла его ночью на изрядное расстояние, а направление поисков он представлял весьма смутно. В гуще зарослей время от времени попадались узкие тропки, но большинство из них было оставлено копытами и лапами животных, а не человеческими ногами, и выводили они то к удобному водопою на ручье, то к солевому пятну-лизунцу.
В гуще зарослей время от времени попадались узкие тропки, но большинство из них было оставлено копытами и лапами животных, а не человеческими ногами, и выводили они то к удобному водопою на ручье, то к солевому пятну-лизунцу.
К исходу дня Ральф был вынужден честно признаться себе — он заблудился. Возможно, он просто описывает круги подле одного и того же места. Ему позарез необходимо отыскать какого-нибудь местного обитателя, чтобы тот вывел его из болотного лабиринта, но где его взять, этого обитателя? Ему говорили, в болотах промышляют охотники — но будем честны, наткнуться на них он сможет только при очень благоприятном стечении обстоятельств.
Миновала вторая ночь. Костер еле тлел, удушаемый всепроникающей сыростью, еды оставалось совсем чуть-чуть. Утром Джейля поджидал неприятный сюрприз: привязанная к стволу оливы лошадь пропала. То ли он вчера плохо проверил крепость узлов, то ли проклятая тварь оборвала ремень. Ральф от души пожелал кляче попасть на зуб волчьей стае, начал было разжигать огонь… и бросил, уставившись неподвижным взглядом перед собой.