Резкие, болезненные толчки, разрывавшие ее душу и тело на части, внезапно прекратились. Рамон быстро передернулся и замер, вдавив сестру в жесткий мох и не позволяя ей вдохнуть.
Спустя еще мгновение его обмякшее тело откатилось вбок — именно откатилось, сдвинутое посторонним. Чьи-то пальцы сжали запястье Бланки, ладонь приподняла ей голову, смутно узнаваемый, прерывающийся голос окликнул девушку по имени.
— Я все слышу, — Бланка не ожидала, что сможет спокойно и четко выговаривать слова. Вот только глаза открывать не хотелось. — Я жива. Мне очень скверно и очень холодно, но я жива. А мой брат спятил. Франческо, это ты? Ты ударил Рамона? Осторожнее, он хорошо притворяется.
— Он не притворяется, — девушку окутало чем-то колюче-шерстяным, просторным и теплым. — Он мертв.
— А? — Бланка де Транкавель рывком села, взвыла от полоснувшей внизу живота острой боли и уставилась на Франческо, стоявшего рядом с ней на коленях. — Что ты говоришь?
— Говорю, я убил его, — акцент Франческо сделался совершенно невыносимым, однако Бланка отлично понимала каждое слово. — Я не знал, как иначе его остановить.
Девушка медленно повернула голову. Рамон лежал шагах в двух от нее, из затылка наследника Бешеного Семейства торчала короткая деревянная рукоять кинжала. Бланка икнула, поплотнее заворачиваясь в наброшенный плащ, и прислушалась к себе. В душе не появилось ни горечи, ни сожаления — убитый никак не мог быть ее старшим братом. Это кто-то из разбойников, напавший на нее и получивший по заслугам. Небо послало ей ангела-хранителя, и она должна поскорее забыть те безумные слова, что слышала от Рамона. Это говорил не ее любимый старший брат, а тьма внутри него. Рамон пропал. Заблудился в трясинах Камарга, охотясь на призраков своего воспаленного воображения.
— Столкни его в болото, — попросила Бланка. Франческо молча поднялся, ногой толкнул труп, и тот без всплеска скатился в черный провал бочага, обрамленный высохшей травой.
«Ты не можешь, не можешь так поступить со мной!..»
Молча сидевшие в обнимку парень и девушка не слышали озлобленного воя, не чувствовали призрачных, лишенных плоти пальцев, тщетно пытавшихся оторвать их друг от друга, задушить, погасить сияющие огоньки жизней. Для них это были невесомые пряди тумана, плывущие мимо и уже начинавшие развеиваться под настойчивыми дуновениями прилетевшего с моря ночного бриза.
«Ты моя! Ты должна быть моей! Это несправедливо! Нечестно! Я же сделал все, как мне велели!..»
— Голоси, не голоси, все равно никакого проку, — уныло заметили над ухом. Рамон круто обернулся, встретившись с потухшим взглядом своего недавнего подручного, Ротауда Длиннобородого. Выглядел Ротауд… как-то странно. Сквозь него просвечивали покачивающиеся камыши, а очертания фигуры бородача медленно, неохотно истаивали. — Не справились, значит, мэтр Калькодис вот-вот обратно позовет. Ты б не голосил лучше, а запоминал, чего видишь. Только это и имеет значение.
— Я не понимаю… — в полной растерянности Рамон повторил недавнюю фразу сестры.
— А чего тут понимать, — безнадежно махнул рукой Ротауд. — Шел по кривой дорожке, дак чего удивляешься: куда эт' тебя вывело? Я вот тоже думал — подпишу договор, а потом перехитрю, отверчусь, совру что-нибудь. Вот и полюбуйся теперь на меня, на всю нашу свору дураков, решивших, что у них достанет ума обойти почтенного Калькодиса с его господином! Видишь, чем мы стали?
— Это не для меня! — взвыл Рамон. — Мне обещали мир! Славу! Власть!..
— Обещать они мастера, — согласился Ротауд, уже почти слившийся с туманом.
— Да только хоть бы раз обещанное исполнили… Попался на крючок, дак терпи теперь.
— Нет! Нет! Нет! — беззвучный яростный крик летел над Камаргом, угасая с каждой секундой. Непроглядный туман развеивался. Сквозь него проглянуло темное небо с искрами первых вечерних звезд.
18 октября, утро.
Во вчерашней стычке Дугалу Мак-Лауду изрядно досталось дубинкой по голове, и последствия ударов сказывались до сих пор. Шотландец, пошатываясь, бродил кругами вокруг стоянки, тоскливо взывая:
— Билах! Билах, золотце, вернись! Где ты, тварь кусачая? Вернись, а то хуже будет! Билах, дрянь с копытами, куда ты провалился? Би-илах!
Призывы оставались без ответа. Серый жеребец с дурным характером затерялся среди камаргских просторов.
— Дугал, сделай одолжение — оглянись и скажи, что ты видишь, — голос мистрисс Изабель звучал с необычной кротостью. Впрочем, через мгновение он налился ядом: — Там стоят десять лошадей! Десять, если ты считать не умеешь! Выбери любую и успокойся! Ты завываешь, как проклятый! У меня уже в ушах звенит!
— Не хочу любую, — уперся Дугал. — Знаешь, сколько я за него заплатил? Он единственный меня понимал! Билах! Вернись, мерзавец, я все прощу!
— Похоже, эти двое любят друг друга, — буркнула Изабель, возвращаясь к своему подопечному, старому сервенту Ордена Храма. Мессира Сабортезу к костру приволок на себе Мак-Лауд, уверенный, что старый рыцарь не дотянет до утра. Однако Сабортеза упрямо цеплялся за жизнь и, когда над горизонтом Камарга появился верхний край солнечного диска, все еще дышал. Пусть к нему не возвращалось сознание и порой он хриплым шепотом выкрикивал какие-то непонятные приказы — храмовник оставался в мире живущих. Изабель сделала для него, что смогла, и теперь оставалось только надеяться на милость Господню.