— Доверенную кем? — немедля встряла мистрисс Уэстмор, но вразумительного ответа не получила — Лоррейн вновь склонился над замолчавшей виолой, бросив в ночь обрывок неоконченной мелодии.
— Он осквернил надежду, доверенную мне, а я не смог ему помешать…
— Доверенную кем? — немедля встряла мистрисс Уэстмор, но вразумительного ответа не получила — Лоррейн вновь склонился над замолчавшей виолой, бросив в ночь обрывок неоконченной мелодии.
Там на площадях и монах, и вор
Из единой братины пьют вино,
Там с душою плоть развязали спор,
Там любовь с аскезой слились в одно.
Затканный гербами, струится шелк —
Золоченый крест и червленый лев;
Там вернее клятв и закона — долг,
Там Господь любимей, чем лица дев.
В железе оков и в неволе плена
Пред нею одной склоняю колена —
Terra Mea…
Там ковалась вера моя, как сталь,
Там моя земля — терра Провансаль…
— Какова она, твоя вера? — заговорил в наступившей тишине Дугал. — Ты христианин? Или этот… как их там называл Франческо — из отступников со своей особой религией? Ты не бойся, мы никому не скажем — слово даю. А не хочешь — не отвечай.
— Я и не боюсь. Просто как-то не задумывался об этом, — легкомысленно пожал плечами Лоррейн. — Я хожу в церковь, когда там случаются большие праздники — на Рождество, в Троицын день. Порой меня прогоняют, порой разрешают остаться. Я знаю молитвы — на языке Рима и на здешнем наречии. Правда, никогда не исповедуюсь. Не могу понять, какой из моих поступков есть грех, а какой — нет. Достаточно этого, чтобы считаться христианином, как думаешь?
— Понятия не имею, ибо давно пребываю закоренелым грешником — по собственному выбору и желанию, — ответствовал шотландец и поднялся с бревна. — Вы, ежели хотите, сидите дальше, а с меня довольно умных разговоров ни о чем. Завтра Сабортеза опять погонит нас в путь ни свет, ни заря. Лоррейн, далеко еще до этих ваших болот?
— Завтра днем вы их увидите, — посулил бродяга и в задумчивости протянул: — Почему-то мне кажется, что вы очень скоро наткнетесь на своего ускользающего беглеца… которого прямо-таки преследуют неприятности. Изрядные неприятности, должен заметить.
Лоррейн загадочно и не без самодовольства ухмыльнулся, погладив виолу по выпуклому боку.
— А погоня? — как всегда, насущные вопросы занимали Изабель более прочих.
— Близится, — прислушавшись к посвисту ветра и тявканью лисиц в холмах, заявил певец. — И даже быстрее, чем я ожидал. Но мы улизнем от них. Непременно улизнем.
* * *
Область южной Франции, именуемая звонким словом «Камарг», имела весьма размытые границы, и путники не сразу поняли, что уже находятся в пределах Страны Болот. Поначалу Виа Валерия постепенно удалилась от побережья. К солоноватому аромату моря примешался целый букет не слишком приятных новых запахов — тины, гниющей травы и застоявшейся воды. От римского тракта то и дело убегали в сторону тропки, покрытые хрустящей коркой застывшей соли. Засушливые холмы в зарослях вереска и дрока сменились протяженными ложбинами, в которых весело поблескивали соединяющиеся друг с другом озерца. Шелестел желтеющий камыш: целое море качающихся под ветром и стучащих друг о друга тонких стеблей с узкими поникшими листьями. Как и говорил Лоррейн, здесь было царство летающей и бегающей по земле живности — то и дело с обочины дороги или с поверхности озера с шумом и плеском взвивался очередной птичий выводок.
Гай распознал стайку улетающих серых цапель и черно-белых аистов, но прочие крылатые обитатели Камарга были ему совершенно незнакомы. Птицы щеголяли окраской всех цветов радуги, орали из-под каждого куста и деревца, качались на ветвях, бегали по мелководью и почти не пугались проезжающих мимо всадников.
Там и тут по болоту степенно бродили голенастые птицы с оперением нежнейшего розового цвета, видом и повадкой схожие с крупными цаплями. Время от времени их тяжелые кривые клювы стремительно выхватывали из воды какую-то птичью снедь. Красота и изящество этих созданий околдовали даже не склонного к сентиментальности Гая, а Франческо, улучив минутку, поинтересовался у девицы Уэстмор:
— Как называются такие птицы, монна Изабелла?
— Фламинго, — отвечала всезнающая англичанка. — Они прилетают сюда кормиться с юга, из Мавритании. Здешние болота — настоящий рай для птиц.
— Сara mia, какие они красивые, — восхищенно выдохнул юноша. — У ангелов Божьих крылья, должно быть, похожего цвета!
— Вовсе нет, — рассеянно откликнулся Лоррейн, обозревая окрестности. — Крылья посланников Его белые, как у чаек, с отливом в серебро, и не отбрасывают тени…
Наградой бродяге за столь удивительное замечание стали изумленные взгляды всех без исключения спутников, даже Сабортеза недоуменно скосился через плечо. Грубый Мак-Лауд прочистил горло:
— Интересно знать, каковы эти гуси на вкус, ежели запечь их в глине? Птичка с виду упитанная, а я жрать хочу — околеваю! Может, подстрелим парочку к ужину, а?
— Мессир Дугал, у вас что, все мысли только о еде?! — громко возмутилась Бланка. Насквозь прозаический возглас шотландца вмиг разрушил в ее глазах все волшебное очарование места. — Не человек, а ходячий желудок какой-то! Сказано же в Писании: «не хлебом единым жив человек»…