— Профессор! Профессор!
Повернулся к нам. На лице его был восторг. Глаза влажно блестели. Похоже, он переживал минуту счастья.
— Мы нашли его! Нашли! Да вы понимаете?!
Это и в самом деле был Груздь. Хотя он не очень походил на свои фотографии — там он был чисто выбритым, в смокинге, кожаной куртке, деловом костюме или лабораторном халате. Но и любой из нас вряд ли был бы узнан сейчас даже близкими знакомыми.
— Да, — согласился я. — Вроде бы он. Попытайтесь привести его в чувство. А я займусь прочими. Если они всерьез отключатся, то автоматически ускользнут неизвестно куда.
Из остальных четверых трое оказались постоянными обитателями Пространства Сна. И лишь один был, как мы — из Производного Мира. К сожалению, на нем не было никаких признаков, по которым можно было бы установить — из какой он страны, из какого Бюро. Рисунок на левом предплечье был — все то же наше изогнутое дерево, — но без инициалов или номеров.
«Ну, все, — сказал я, хотя и не вполне удовлетворенно. — Дело сделано. Суп сварен».
И позволил себе немного расслабиться.
Это было преждевременно.
В следующий миг начал медленно исчезать Зурилов. Так исчезает снивец, когда начинает просыпаться в Производном Мире, когда возвращается в явь.
Меня это, впрочем, не обеспокоило: дело свое он сделал. Груздь был с нами, и оставалось лишь решить — как выйти самим и вывести его отсюда.
Ближайшее будущее показало, что я ошибался. Потому что Груздь открыл глаза. Он пришел в себя.
И его не стало.
Он исчез.
Но не так, как Зурилов: не как человек, просыпающийся наяву. Будь это так, я и Борич вздохнули бы с великим облегчением.
Он исчез сразу — так, как меняют микроконтинуум люди, перемещающиеся в Пространстве Сна.
То ли испугался нас, приняв за врагов. То ли правильно понял, кто мы и зачем, и не захотел оставаться с нами.
Не захотел возвратиться в Производный Мир.
Я словно оцепенел: таких неудач у меня еще не бывало. И не заметил вовремя, что туман начал стремительно рассеиваться и в одной стороне горизонт стал все сильнее наливаться оранжевым светом. Борич увидел и оценил это первым.
— Новая плоскость! — крикнул он, дернув меня за рукав. — Идет на нас!
Это было очередное взаимопроникновение нашего континуума в другой, или другого в наш — все едино. На нас надвигалась линия, разделяющая и соединяющая разные миры, как всякая граница. Линия — катализатор чудес и катастроф.
— Берегись!
Он заколебался и начал превращаться во что-то; я даже не успел разобрать — в какое существо.
Уже откуда-то издалека до меня донеслось:
— Ищи меня в Париже!..
В следующий миг я остался один. Но ненадолго.
Подхватило и меня… Завертело, понесло, превращая не знаю во что.
Только не в того, кем я был до сих пор.
Схватка
Очень соленая вода окружала меня, словно я стал вдруг огурцом, предназначенным для закуски под стопку водки. Вода лилась в рот, заставляя ощутить собственную тяжесть, и одновременно выталкивала, не позволяя пойти ко дну.
Отфыркиваясь, я всплыл, работая передними и задними ластами скорее инстинктивно, чем намеренно. Поднял голову на длинной-предлинной гибкой шее. Разинув донельзя зубастый рот, откусил здоровенный кусок воздуха. Он оказался вкусным, душистым и теплым. Удовлетворенный, я стал поводить головой над поверхностью воды, чтобы увидеть и схватить рыбу: мне хотелось есть.
Я увидел ее уже через несколько секунд. Шея плавным движением вывела голову на нужную позицию — и, резко разогнувшись, метнула ее в воду, словно это был камень. Мои челюсти сомкнулись, удерживая отчаянно бившуюся в зубах рыбу. Я не знал ее названия — плезиозаврам это ни к чему, — зато хорошо помнил, какова она на вкус. Движением шеи я подбросил ее в воздух и поймал — чтобы сразу проглотить. Это удалось. Но, глотая, я заметил неглубоко в воде еще одну тень. Она была намного больше рыбы и плыла быстрее. Инстинкт подсказал мне, что это — враг. Опасный. Смертельный враг, находившийся сейчас в значительно более выгодной позиции.
То был ихтиозавр — ящер, как я, но обликом уподобившийся рыбе. Он мог не переводить дыхания дольше, чем я, и поэтому его возможности под водой — то есть там, где находилось мое тело, не защищенное никакой броней, — были намного больше моих. Я мог атаковать его лишь сверху, из воздуха; но при этом мое самое уязвимое место — шея — становилось удобной мишенью для нападения. Тут самое важное для меня было — не промахнуться, нанести удар в самое слабое его место — в тонкую часть тела, туда, где начинался хвост, похожий на рыбий, не такой, как у меня: длинный, хорошо приспособленный к тому, чтобы резко менять направление движения.
Я должен был схватить его с первого раза, потому что на второй удар у меня могло не хватить времени.
Сейчас шея моя и верхняя часть тела находились над водой; крутизна моих гладких боков была слишком большой, чтобы он мог вцепиться в них. Значит, он будет стремиться схватить меня за один из ластов — или за хвост в средней его части, чтобы нанести серьезную рану, а кроме того — помешать мне маневрировать. Потом ему оставалось бы ждать, пока я не потеряю силы, истекая кровью. Поэтому я обязательно должен был ударить первым — и безошибочно.