— Назовите ваше имя и фамилию, домашний адрес и место работы, — потребовал я тоном, не обещавшим ему легкой жизни.
Он, однако же, оказался не из робких.
— Потрудитесь сказать, что все это означает, — вопросил он достаточно хладнокровно — совсем как человек, не числящий за собой никаких грехов.
— Здесь спрашиваю я, — пришлось напомнить ему прописную истину.
— Это не значит, что я здесь отвечаю!
Таким вот образом. Каков гусь!
— Прекрасно, — сказал я. — Вы отказываетесь отвечать. Может быть, вам угодно вызвать адвоката? Не получится: обвинение вам еще не предъявлено. Да и вообще — никаких адвокатов тут не будет.
— Разговор тет-а-тет, — ухмыльнулся он достаточно нагло.
Чем дальше, тем менее нравился мне его характер. Ну, ладно. В два счета сделаю из тебя оперного певца. Соловья-разбойника я из тебя сделаю!
— Не совсем, — ответил я. — Даю вам несколько минут, чтобы подумать и избрать более пристойную линию поведения. На это время я оставлю вас одного. Но предварительно…
Не закончив, я принялся за дело: включил ящик и заказал клевую порнуху: пусть смотрит.
На это время я оставлю вас одного. Но предварительно…
Не закончив, я принялся за дело: включил ящик и заказал клевую порнуху: пусть смотрит. Я сам не однажды прибегал, находясь в Пространстве Сна, к простому способу побега: выйти в Квадрат Сна, то есть уснуть, уже находясь во сне — и таким образом переместиться на второй уровень ПС, оставив удерживающих тебя с пустыми руками. А при таком зрелище на экране, соображал я, он будет делать, что угодно, но уснуть никак не сможет. Вырубить ящик ему не удастся: он прикован достаточно далеко. Все это была, понятно, перестраховка: чтобы пользоваться Квадратом Сна, нужно иметь определенную подготовку, каковой у него, по моим сведениям, не было. Однако же, как любил говорить один мой приятель, пережженного бок пережжет. У него был сильный финский акцент; я имею в виду приятеля, а не Сорокопута, который изъяснялся на южнороссийском диалекте.
— Смотрите и думайте, — напутствовал я его. — Вернусь не более чем через полчаса. Надеюсь, этого времени вам хватит, чтобы прийти в разум.
На самом деле, конечно, ни о каком получасе и речи быть не могло: если считать временем Производного Мира, тут все совершается за считанные секунды. Но большинство людей в ПС бессознательно приравнивает то кью-время, то есть квази-время, в котором они находятся в данный миг, многоканальное и эластичное, к окостенелому Производному времени, которое только и существует наяву. Сейчас я собирался отсутствовать никак не более двух-трех секунд. Но пусть он считает, что у него времени навалом и можно позабавиться зрелищем и заодно придумать, каким способом слинять отсюда, не дожидаясь моего возвращения.
Отправился же я, как всем уже ясно, за его супругой, заранее боясь, что и ее потревожу не в самый удобный для знакомства момент.
Тут, однако, все оказалось в порядке. Мадам Сорокопут, дама весьма видная и чинная, занималась, когда я ее увидел, тем, что руководила каким-то — не могу определить точно, что это было такое: заседание, собрание, конференция, съезд… Народу было много, главным образом — пристойно упакованные женщины, и сидевшая в центре президиума Лариса Савельевна выполняла свои председательские обязанности умело и с удовольствием.
Возможно, это являлось ее любимым занятием, которого наяву ей недоставало; сужу по тому, что она не очень обрадовалась, когда окружавшее ее великолепие растаяло и она очутилась в моем шерифском офисе, на не очень удобном стуле, лицом к лицу с собственным супругом.
Меня, впрочем, больше интересовала его реакция; я не ошибся: он был неприятно удивлен и окатил меня взглядом, словно ведром воды из проруби. Я постарался ответить тем же — с той только разницей, что моя воображаемая жидкость была не столь чистой, не такой холодной и вовсе не из проруби.
— Итак, — сказал я ему, — если вы по-прежнему не намерены отвечать на мои вопросы, мне придется адресовать их даме, которую вы видите перед собой. И, разумеется…
Я не стал разъяснять, что именно «разумеется»: он и так понял. Что касается жены, то она при этих словах несколько насторожилась.
— Спрашивайте, — проворчал он с таким видом, словно я был зубным врачом и, поигрывая бором, предложил ему открыть рот.
Я повторил заданные ранее вопросы. Он ответил; ничего удивительного: в них никакой опасности не было. Но он наверняка предполагал, что за ними последуют и другие — такие, на которые отвечать будет уже не столь просто. Я имею в виду — отвечать правдиво.
Дальше допрос шел примерно так:
Я: Вы являетесь первым заместителем господина Груздя на фирме, если не ошибаюсь?
Он: Вы не ошиблись.
Я: С какого времени?
Он: Последние четыре года.
Я: Какими были ваши отношения с господином Груздем?
Он: Хорошими. Деловыми. Иначе я там и не работал бы.
Я: В какой степени он доверял вам?
Он: Не было признаков того, что он мне в чем-то не доверял. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.
Я: Следовательно, можно полагать, что вы были в курсе всех его дел?
Он: Если говорить именно о делах — то, пожалуй, да. Но это никак не относится к его, так сказать, частной жизни.