Заблудившийся во сне

— О, да. Безусловно.

— Дорог ли тебе этот мир — Производный Мир?

— Он — все, что у меня есть.

— Он достаточно плох. И тем не менее нет другого, в котором ты был бы дома. Что не нравится тебе в нашем мире?

— Ложь. Хитрость. Предательство. Стремление использовать других ради своего блага. Вражда между людьми, странами, взглядами. Недостаток свободы. Недостаток терпимости. Скверный уровень жизни.

— Согласен. В нашем мире есть недостатки — эти и множество других. Назову их: жестокость ко всем, кто не является людьми, а среди людей — к тем, кто не принадлежит к твоей группе; возведение самих себя на пьедестал, на котором нам не место; слишком большое неравенство людей, часто не соответствующее их роли в жизни мира; предпочтение материи духу, стремление к ублаготворению плоти, а не души. И еще многое, многое. Согласен?

— Да.

— Мы назвали недостатки нашего мира — для чего? Для того, чтобы ты оставил их здесь. Чтобы не брал с собой. Тебе предстоит целеустремленно проникнуть в Пространство Сна, оставаться там неизвестно какое время, стать существом того мира. И чем глубже будешь ты входить в иные континуумы, чем лучше станешь ощущать и понимать их, тем более нереальным, иллюзорным, условным будет казаться тебе наш Производный Мир, этот, откуда ты пришел; будет казаться, что его вообще не существует и никогда не существовало, а реально лишь Пространство Сна. А если к тому же наш мир на расстоянии покажется тебе средоточием одних лишь недостатков, ты не сможешь возвратиться.

(Господи, какое занудство! В шестьдесят какой-то — или в шестьсот какой-то уже раз. Но приходится терпеть: таков ритуал.)

— Я знаю, в чем мой долг.

— Сознавать долг — не самое трудное. И одного желания мало. Помнишь Питона? Он прекрасно оперировал в ПС, стал там своим. И когда пришло время вернуться — просто не смог.

Помнишь Питона? Он прекрасно оперировал в ПС, стал там своим. И когда пришло время вернуться — просто не смог. Не смог никогда. Наш мир, Производный, стал для него лишь комбинацией слов, за которыми не было ни образа, ни чувства. И механизм возвращения перестал действовать. Его тело до сих пор лежит…

— У меня хорошо развит инстинкт самосохранения. Я сделаю все, что нужно, и вернусь.

(Вот не следовало бы прерывать старшего. Сказывается дурное воспитание. Сдерживаться надо, Остров.)

— Но там ты встретишь дорогих тебе людей. Много. Больше, чем их сейчас в нашем мире. И они будут просить тебя остаться.

— Я попрошу их обождать еще. До неизбежного.

(Пространство Сна — неизбежное последнее пристанище каждого из нас — на долгое время или навечно.)

— Хорошо. Теперь последнее: нет ли здесь чего-то, что заставит тебя возвратиться в любом случае?

— Есть. Дочь.

— Она сильнее тех, кто там, в ПС?

— Да.

— Но спокойна ли твоя совесть перед уходом?

— Н-ну… есть неясность отношений с одним человеком.

— Она тяготит тебя?

— Я не сказал, что это «она».

— Я имел в виду неясность, а не человека. Это может помешать тебе там, в работе?

— Не думаю.

— У тебя есть еще какие-нибудь вопросы, сомнения?

— Наверное, нет… Нет.

— Помнишь ли ты свой первый этап?

— Да. Зайду к маме.

— И второй?

— Буду искать свидетелей. Людей, близко стоявших к Груздю. Чтобы узнать о нем все возможное, что сможет облегчить поиски. Сорокопута, Зурилова. Потом займусь Боричем. Пока он совсем не пропал. Или, может быть, свидетелей — потом, а Борича — в первую очередь. Увижу там по обстановке.

— Ты послал уже упреждающие формулы для настройки?

— Конечно.

— Ну — желаю удачи. Удачи. Удачи… И вот что: лучше все же поторопись с Боричем, тут его тело нас беспокоит — организм немолодой…

Такими словами напутствовал меня Корявый Дуб, когда серый туман вневременной внепространственности уже поглощал меня.

Своя дорога

Последним, что я успел еще услышать, погружаясь в сон, были торопливые слова второго провожавшего — Жокея Мысли: «Только что узнали от родственников Груздя: он последние дни часто вспоминал о детстве, о родных местах. Учти…»

Но я уже перестал быть в яви. Я ушел своей дорогой. Как всегда, сперва — в самые дорогие времена, к самым близким людям. Когда я переселюсь в Пространство Сна навечно, то наверняка чаще всего меня можно будет застать там.

* * *

Мать сидела за столом, но, против ожидания, была дома не одна. Второй стул занимал Борисов, Николай Акимович. Комдив. Старый друг. Он был в форме, со своими ромбами в петлицах, орденом Красной Звезды и медалью «ХХ лет РККА». На столе стояла бутылка рислинга, два бокала и тарелка груш. Все, как в добрые и очень старые времена там, в Производном Мире — или, иными словами, при жизни.

Увидев меня, мать не удивилась, но обратилась ко мне с некоторой настороженностью:

— Ты не окончательно, я надеюсь?

— Привет, вояка, — сказал Борисов, знавший меня с моих малых лет.

— Привет, товарищ комдив, — сказал я. И ответил матери: — Нет. — Чуть было не добавил: «Хотя — как знать? Тут ведь тоже убивают, и тоже навсегда». Но вовремя удержался: не надо огорчать маму — даже и здесь, или тем более здесь.

— Заходил Борич, передавал привет от тебя, сказал, что скоро заглянешь, но я не поверила было. Хорошо. Тебя покормить?

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116