Не меньше двух минут я оставался в неподвижности, позволяя двигаться лишь глазам. Я следовал мудрому совету, давным-давно полученному на шоферских курсах от инструктора по вождению: «Если не знаешь, что делать, — остановись и тогда думай».
Я следовал мудрому совету, давным-давно полученному на шоферских курсах от инструктора по вождению: «Если не знаешь, что делать, — остановись и тогда думай».
Я стоял, а в двух десятках шагов передо мною по заснеженной равнине продвигалась воинская колонна. Похоже, это был мотострелковый полк на марше. Полк времен моей юности.
Почему-то в тот миг мне вспомнился комдив Борисов, в последний раз встреченный мною здесь, в ПС, совсем недавно…
Солдаты, кто в шинели, кто в бушлате, нахлобучив ушанки, сидели лицом по движению, нахохлившись, удерживая между коленями «АК» и «СКС». Дула их были заткнуты тряпочками: шел снег, и надо было предохранять каналы стволов от хлопьев, которые потом станут водой. То один, то другой из сидевших время от времени смахивал матерчатой варежкой снег с лица.
Прошла пулеметная, потом — минометная рота, каждый расчет со своим оружием располагался на боковых лавках уральского «козлика», станкач или «миномет-82» — посредине.
Затем — полковая батарея-57, орудия на автомобильной тяге, зачехленные, со снятыми, конечно, прицелами.
Сохраняя дистанцию, своим ходом пролязгал танковый батальон, расходуя драгоценный моторесурс. На одной из башен я заметил номер машины, он был 203.
Я не знаю, откуда они шли, куда и зачем. Похоже, то было время, когда уже закончилась корейская война и не успела начаться ни одна другая. Впрочем, комдив Борисов погиб задолго не только до корейской, но и до Большой войны. Здесь, однако, было Пространство Сна, в котором он с успехом мог бы командовать и римским легионом.
Когда я провожал взглядом хозроту и кухни, исправно дымившие, пространство, в котором это движение происходило, оказалось уже так высоко, что я невольно испугался: на таком подъеме колеса могли и заскользить, и всю колонну снесло бы прямо на меня. Потом улыбнулся: для них там плоскость оставалась плоскостью. И снова опустил глаза.
Легкий катамаран скользил по спокойной воде, лениво поднимавшейся и опускавшейся, словно грудь крепко спящего человека. Солнце светило справа. Катамаран был полинезийский — трое сидели только в одном челноке, вторую опору составляло, как мне показалось, заостренное спереди бревно. Один был вооружен, похоже, острогой, но может быть, то был просто шест. Двое гребли. Да, верно: то был шест, и третий сейчас налаживал парус. Идиллия была полной. Вплоть до мгновения, когда из воды вырвалось сразу несколько — три или четыре — щупалец. Одно вцепилось в борт, второе, а затем и третье обхватили заднего гребца. Он закричал — я явственно услыхал крик. Двое бросились к нему, но ближнему пришлось самому вступить в единоборство с четвертым щупальцем, тому же, что был в носу, просто нельзя было сразу добраться до заднего, слишком узким был челнок. Я напрягся. Неожиданно ощутил в руке что-то вроде гарпуна. И кинулся вперед. Плоскость слегка пружинила под ногами, помогая разбегу. Уже подбегая, я понял, что опоздал: они поднялись слишком высоко, такой прыжок был мне не под силу, разве что с шестом — но для такой цели мое оружие не годилось. Я сделал то единственное, что оставалось: размахнувшись на бегу, метнул гарпун, подражая копьеметателям из олимпийской сборной. Гарпун беспрепятственно влетел в тот микроконтинуум, на миг завис над катамараном — и это было последним, что я смог там увидеть: не успев погасить скорость, я с разбегу влетел в следующее пространство, занявшее тем временем место морского простора.
Кабинет
Я оказался в просторном и великолепно обставленном кабинете с антикварным, но выглядевшим, как новый, письменным столом, еще одним столом, низеньким, между двумя креслами — для беседы, и третьим — длинным, зеленым, для заседаний, со стильными стульями той же эпохи, что и бюро, — похоже, от Мельцера, а также с диваном с бронзой и резьбой.
Ноги невольно затормозились в ворсистом ковре.
Но разглядеть это великолепие повнимательнее не было времени. Потому что главным сейчас оказался явно не сам кабинет, а находившиеся в нем два человека.
Первый из них — в прекрасно сшитом деловом костюме со строгим галстуком — в этот миг медленно поднимался из-за письменного стола, вытягивая перед собой левую руку, в то время как пальцы правой бесцельно шарили по столешнице. Лицо, свидетельствовавшее, что лучшие годы человека остались в прошлом, выражало одновременно удивление и страх. Рот медленно открывался, глаза все более расширялись.
Второй — рядом с высокой, резной дверью, одна створка которой еще двигалась, закрываясь, — был в темных брюках и короткой, до пояса, кожаной куртке. Обе руки были вытянуты вперед на уровне глаз, и ладони сжимали большой пистолет — я не успел определить, какой именно, но смахивал он на старый «люгер».
Прошло мгновение прежде, чем я узнал его: это был Степ. Значит, он выпутался все-таки из Туннеля и добрался до самого Узла?
Но размышлять на эту тему было некогда.