Я: Вот именно. Как вы полагаете: не могло ли получиться так, что он — ну, увлекся, скажем так, некоей женщиной, встречаться с которой наяву было бы достаточно затруднительно — и вот он нашел способ пробыть с нею определенное время в уединении… Ну, вы понимаете.
Она: Кто она?
Я: Кто?
Она: Я спрашиваю: кто эта женщина? Вы просто обязаны ее назвать. Юля Козловская? Это, простите, бред.
Я (невольно обороняясь): Да не знаю я никакой «ее». Я всего лишь…
Он: Шериф всего лишь высказал предположение. В их работе, как в науке и в бизнесе, это вполне допустимо.
Она: И все-таки я настаиваю…
Я: Ваш муж совершенно прав: я не имел в виду ничего конкретного. Никакой Юли Козловской или еще кого-нибудь. Это просто версия. Не более.
Она (категорически): очень глупая версия. Николай никогда не позволит себе ничего подобного. Не потому, что… а просто он очень дорожит своей репутацией — в особенности накануне завершения работы, когда все поставлено на карту — и не только его будущее, но и всего мира, может быть.
Я: Благодарю вас. Теперь скажите вот что: при всем уважении господина Груздя к своему здоровью — не был ли он в последнее время чем-то болен? Вполне понятно, что он не стал бы этого афишировать, но вы оба достаточно близки к нему, чтобы если не знать, то хотя бы догадываться. Может ли кто-либо из вас сказать что-то по этому поводу? Такие вещи ведь не обязательно высказывать вслух. Однако у человека меняется настроение, он может как-то по-иному вести себя, иногда даже случайно вырвавшееся слово, полслова могут подсказать многое, непроизвольный взгляд может выдать затаенные мысли или опасения, случайно написанная фраза или сделанный в момент мрачных размышлений непроизвольный рисунок — и многое другое. Может быть, вы видели или слышали что-то такое, но в то время не придали этому значения? Попытайтесь вспомнить, очень прошу вас.
Пауза длилась недолго. Сорокопут кашлянул:
— Право же, не могу припомнить ничего похожего. У него всегда, до самого, как вы говорите, исчезновения оставалось все то же ровное, деловое настроение, он был энергичен, охотно, как всегда, смеялся, слушая анекдоты — он любит, чтобы ему в свободную минутку рассказывали анекдоты, так что все мы заботимся о постоянном обновлении нашего репертуара… Не для того, чтобы угодить руководителю, просто чтобы сделать приятное человеку, которого все мы уважаем. Нет, мне кажется, что он ни в чем не изменился, был таким, как всегда. Если не считать того недолгого времени, о котором я упоминал. Но ведь то было почти три года тому назад! Вряд ли это могло откликнуться сегодня. Как ты считаешь, Лара?..
Она слегка приподняла и опустила плечи.
— Получилось так, что как раз последние две, пожалуй, даже три недели я с ним почти не встречалась. Правда, раза три… Да, три раза мы разговаривали — я ему звонила, просто так, у нас это своего рода традиция: убеждаться, что у другого все в порядке.
Я: Когда вы разговаривали в последний раз?
Она: Сейчас вспомню. По-моему… Да, накануне… накануне того дня, когда… Ах, нет. Простите. Не накануне, а за день до того. Потому что потом он еще проснулся.
Я: Не совсем понял вас.
Она: Мне показалось, что это было вечером того дня — ну, после которого наутро он не проснулся. Но теперь я вспомнила точно: на другой день он еще был у себя. Ты ведь помнишь: ты был в кабинете, когда я звонила, и еще попросил спросить у него — только я не помню, что именно.
Он: Постой, постой… Верно. Назавтра были назначены переговоры с людьми из «Юнайтед Физикс», но днем мы еще не решили, кто будет вести их: он или я. Вот я и спросил — через Лару. Чтобы не пропустить — что-то такое было на экране…
Она: Правильно. И он сказал, что проведет сам.
Я: И провел?
Он: Нет. Вел я.
Я: Почему — если он в то утро еще не…
Он: Рано утром он позвонил мне и сказал, что передумал, что займется другим вопросом.
Я: Каким — не помните?
Он: По-моему, он не назвал конкретно, чем хочет заняться.
Я: И потом?
Он: А что — потом? Я поехал в «Президент-отель», поскольку мы договорились провести переговоры, условно говоря, на нейтральной почве, и…
Я: Он? Что он?
Он: Ага, понял. Он провел тот день в нашем головном институте. У него там шел эксперимент, и он, видимо, решил что-то в связи с ним — может быть, придумал какие-нибудь изменения условий, в этом роде. Мне трудно сказать определенно: я ведь не компьютерщик и не физик вообще, я экономист и занимаюсь, так сказать, прозаической стороной вопроса…
Я: Эксперимент? Не помните?.
У него там шел эксперимент, и он, видимо, решил что-то в связи с ним — может быть, придумал какие-нибудь изменения условий, в этом роде. Мне трудно сказать определенно: я ведь не компьютерщик и не физик вообще, я экономист и занимаюсь, так сказать, прозаической стороной вопроса…
Я: Эксперимент? Не помните?..
Он (перебивая): Я ведь сказал: это не моя игра. Даже если бы я и услышал что-то, какую-то формулировку, вернее — формулу, увидел или даже держал в руках схему — то ничего не понял бы и в следующую секунду забыл.
Я: Понимаю. Скажите, а переговоры были важными?
Он: С моей точки зрения — очень. Но, с вашего позволения, распространяться не стану: это коммерческая тайна, а коммерческая — следовательно, и политическая, и стратегическая…