Я почти от самого дома еду открыто, и никто даже не подозревает, кто я на самом деле.
— Дом. — На Харальда нахлынула тоска, он неожиданно ощутил, что давно не имеет того, что люди называют этим словом. Глаза Свенелъда напротив казались двумя темными пещерами, в каждой из которых горит по костру.
Старший из магов смотрел серьезно и внимательно без тени усмешки, и за взглядом этим сквозил интерес, почти не скрываемый.
— Да, — сказал Харальд, усилием воли отгоняя эмоции. — Я хотел бы знать, зачем ты меня сюда позвал’1 Ведь все можно было решить без личной встречи.
— Мной двигал интерес. — Сверкнули меж толстых губ чревоугодника большие белые зубы. — Я очень хотел посмотреть на тебя, понять, кто ты такой и верны ли мои подозрения.
— Веская причина, чтобы проехать не одну сотню верст. — Что удивительно, Харальд не чувствовал себя уязвленным, узнав, что его собирались изучать. — Однако я могу ее понять…
— Еще бы. — Свенельд зевнул, мощно, не стесняясь. — Это единственная причина, которую ты, вероятнее всего, способен понять.
— Почему? — Харальд похолодел, осознав, что некто другой проник в его сущность опасно глубоко.
— А потому, что ты в себе успешно убил многие страсти, но интерес к знаниям оставил. Именно жажда познания сделала тебя тем, кто ты есть на настоящий момент.
— Кем же? — Харальд ощутил, что злится, и было это неприятно.
— На мой взгляд, — прищурившись, словно барышник, оценивающий лошадь на рынке, объяснял Свенельд, — ты похож на пыльный мешок, набитый старым, никому не нужным хламом. Еще несколько лет — и мешок лопнет, оттого, что прогнили швы, и перестанет существовать.
— Ты пророчишь мне смерть? — Харальд нахмурился. — Я умирать не собираюсь!
— Никто в этом мире не собирается умирать. — Краснолицый маг потер руки и мягко улыбнулся. — Но все это делают. Рано или поздно. Ты погибнешь скоро, это я знаю. Ты выглядишь слишком изношенным, даже не столько телесно, сколько внутренне. Не пройдет и нескольких лет, как ты либо сам себя убьешь, либо тебя погубят твои магические знания — не правильно исполненное заклинание, например.
— Это очень похоже на правду, — сказал Харальд тихо. — Я уже очень давно не чувствую себя живым. А вот почему — никак не могу понять.
— Путь мага не так прост, как думают многие, — покачал головой Свенельд, внимательно глядя на собеседника. — Пытаясь идти по нему, ты от многого должен отказываться, и магия уродует почти всех, кто рискует с ней связываться.
— Уродует? — переспросил Харальд.
— Да, — махнул здоровенной лапищей Свенельд. — Почти все, кто сумел добиться статуса Владетеля, сломаны как люди. Ты же сам видел: один дрожит от страха в своем подземелье, другой полон безумных идей, третий, которого ты не знаешь, мечтает живьем перенестись в мир ангелов. Ненормальные. Изуродованные Они не способны получать удовольствие от жизни, спокойно воспринимать ее. Не все из магов таковы, но большинство. Но с тобой дело обстоит еще хуже. Ты, насколько я понимаю, был готов к излому с самого начала.
— Но почему так? — Харальд вцепился в стол с такой силой, что дерево затрещало. — Я всего лишь желал многое узнать, хотел стать магом, настоящим!
— Вот оно, то, что уродует, — хотел. Желание, особенно сильное, приводит для мага только к неприятностям, в особенности если маг является Владетелем. Олав хотел всего лишь безопасности — и он поплатился. Хельга желала власти над мужчинами — она бесславно погибла.
Хельга желала власти над мужчинами — она бесславно погибла. Иссахар мечтал доказать всем, что он нормален, для чего распускал байки на тему «магия — только для уродов» — и что с ним сейчас? Подумай об их печальной судьбе, ведь твоя грозит стать еще печальней…
— Я не боюсь смерти! — бросил Харальд презрительно. — И перестань каркать!
— Я вынужден. — Свенельд посмотрел куда-то в сторону и резко сменил тон. — Пожалуй, нам надо что-нибудь взять, а то неудобно сидеть за пустым столом.
Харальд молча ждал, пока собеседник подзывал хозяина и о чем-то с ним договаривался. Принесли жаркое, вино в высоком кувшине.
— Откуда оно здесь? — поразился Харальд, распробовав, каким напитком их потчуют.
— О, в «Олене» есть многое, за что я его и люблю. Исав, хозяин сего заведения, ухитряется доставать все, что душе угодно, — ответил Свенельд, увлеченно вгрызаясь в мясо. Ел он с таким аппетитом, что Харальд не смог не присоединиться.
За жарким последовала грибная запеканка, за ней рыба, за рыбой еще что-то, и возобновить разговор маги смогли, лишь когда за окнами стемнело и над столами поплыл смолистый запах горящих факелов. Народу в «Олене» не прибавилось, что Свенельд объяснил высокими ценами.
— Это не кабак для наемников и прочей швали, — сказал он, ехидно улыбаясь. Харальд промолчал.
Заговорил он лишь после второго кувшина вина, когда горький осадок, оставшийся от накопившихся за день эмоций, немного смягчился.
— В чем же причина того, что мы все ломаемся? — задал он вопрос.
Благодушное после обильной трапезы лицо Свенельда приняло задумчивый вид:
— Как ты понимаешь, ничего нельзя сказать точно, и тут даже боги, если соизволят ответить на твой вопрос, немногим посодействуют. Я могу лишь выдвигать версии.
— Да, я понимаю.
— Наша магия, — голос краснолицего Владетеля вдруг стал до тошноты занудливым, — то есть человеческая, большей частью основана на обращениях к четырем стихиям, суть мироздания составляющим. Это любому колдуну-недоучке ясно. Маг, творя заклинания, обращается к стихиям и сам потихоньку становится стихией.
— Как? — Харальд скептически хмыкнул.
— Он обретает способности причинять те же разрушения, что и природа, и теми же самыми способами — сжигать, топить, обрушивать, сдувать. — Свенельд был серьезен, словно на похоронах. — Только его разрушительная сила гораздо больше, чем у стихий в естественном, если можно сказать, состоянии. Даже «уплотнившийся» огневик или водянец не в силах сотворить столько, сколько один-единственный средней руки волшебник.
— Но ведь магия способна и созидать! — Харальд ощущал насущную необходимость возразить, сказать что-либо против той неумолимой логики, что обрушивал на него обладатель могучего тела и темных проницательных глаз.
— Ты прав, — подтвердил Свенельд. — Но созидательных заклинаний в сотни раз меньше, чем разрушительных, да и используются они очень редко. Зачем мы вызываем обитателей иных миров? В основном затем, чтобы натравить их друг на друга!
— Ладно-ладно, убедил, — поспешно поднял ладони Харальд.
— Но ведь стихия в нормальном ее состоянии не имеет желаний. Она ничего не хочет! — Свенельд воздел похожий на сосиску указательный палец и назидательно потряс им. — Пожар не выбирает, какой дом ему спалить, а какой оставить, землетрясение разрушит все замки на обширной территории, не деля их на своих и чужих! В отличие от людей, ставших стихией! Они-то от желаний не отреклись.