Ночь висела над городом, подобно черному исполинскому плащу, испещренному прорехами звезд. Ветер нес с реки сырой воздух, и слышались вопли какого-то буйного гуляки. Вскоре и они стихли; до крикуна, похоже, добралась стража.
Темнота за пределами небольшого круга, очерченного оранжевым светом факелов, отчего-то внушала страх, а ветер казался холодным. Фон Орни кутался в плащ, но даже плотная материя не спасала от озноба, пришедшего изнутри.
Постоялый двор «Веселый бобер», маленький и неказистый, который Владетель Харальд по неведомой прихоти выбрал для резиденции, оказался ярко освещен. За окнами мелькали тени, и Гисли ощутил, что до колик в животе не хочет туда входить.
Поискал уважительную причину для того, чтобы повернуть назад. При этом замедлил шаг, едва не остановившись, отчего заработал десять изумленных взглядов от сопровождающих его воинов.
Причины не нашлось, и с тяжелым сердцем фон Орни, второй человек во Владении, толкнул отчаянно заскрипевшую дверь.
Внутри пахло дымом, и запах этот вызвал удушье. Из-за стола на вошедших спокойно смотрел Харальд, а со всех сторон — стрелы, лежащие на натянутых и нацеленных луках.
Стрелков оказалось очень много, и Гисли даже удивился, как они все тут поместились?
Но удивление исчезло, и он выдавил глупый, но необходимый вопрос:
— Что случилось?
Воины за спиной шумно дышали. Чувствовалось, что они ошеломлены.
— Ничего, — ответил Владетель и слегка раздвинул губы, изображая улыбку. — Просто я обвиняю тебя в измене и подготовке покушения на мою жизнь. Дергаться не советую, тебя мгновенно нашпигуют стрелами.
— Я не… — начал Гисли, но смолк, наткнувшись на ледяное спокойствие в глазах Харальда, в этот миг более всего похожих на две дырки в белом мраморе лица. Владетель откуда-то знал о заговоре, по крайней мере — о тех, кто его составил.
Опустив голову, он позволил себя связать. С пояса его сняли меч (неслыханный позор для родовитого!). Затем повели куда-то в жилые комнаты. Последнее, что услышал глава оплошавших заговорщиков, были слова Владетеля, обращенные к появившимся вместе с Гисли воинам:
— К вам же нет никаких обвинений, но до утра побудете здесь, в этой комнате.
Дверь глухо стукнула, и фон Орни, сопровождаемый аж четырьмя конвоирами, поплелся по сырому низкому коридору, воняющему кошачьей мочой. Ему было нестерпимо обидно, не за измену сеньору, нет, а за то, что он не сумел довести дело до успеха.
Солнце, не так высоко поднявшись над горизонтом, сияло изо всех сил, назойливо лезло золотистыми лапками в глаза, заставляя жмуриться. Харальд недовольно морщился, но терпел. На строптивое светило, без всякого уважения относящееся к Владетелю, управы не найдешь.
Отвлекшись от размышлений о собственной ограниченности, он оглядел стоящих рядком родовитых со связанными со спиной руками. У некоторых на лицах красовались синяки, у одного — перевязана рука, на большинстве лиц — последствия вчерашней пирушки. Ощутимо пахло перегаром.
Взять бунтовщиков после того, как Харальд с помощью талисмана определил их, оказалось несложно. Большинство пребывало в состоянии более чем нетрезвом и сопротивления не оказали.
Харальд зевнул. Бессонная ночь давала о себе знать. В голове вместо привычной ясности царил легкий сумбур, никак не удавалось решить, что же делать с потенциальными бунтовщиками. Ведь ничего предосудительного они не совершили. Пока — не совершили, не успели. Но казнить только за помыслы? Да и объясняй потом всем свой поступок. Того гляди, остальные вассалы поднимутся…
Харальд задумчиво потер подбородок, вновь оглядел бунтовщиков. На лицах удивление (все еще никак не могут поверить в происходящее, думают — с похмелья мерещится), страх (ведь не выжить!), ярость и жажда мести (ты еще попляшешь, вероломный Владетель, безродный выскочка!), надменность (мы — родовитые, а не какие-нибудь холопы!). Оставь таких в живых, даже в темнице, все что угодно положат, лишь бы выбраться, отомстить. Да и где держать столько? Собственноручно сотворенный замок далеко, да и для пленников ничего не предусмотрено, не развозить же их по замкам других родовитых с просьбами — а не приглядите ли вы за этим вот бунтовщиком? Ах, он вам приходится троюродным братом, но это мелочи… На светило наползла небольшая тучка, принеся некоторое облегчение. Мыслить стало несколько проще. С удивившим его самого спокойствием Харальд бросил стоящему неподалеку фон Жахху, ставшему сегодня новым сенешалем:
— Всех убить, но быстро. Головы срубить, трупы в реку. Чтобы до полудня — никаких следов
Отвернувшись от места казни, он зашагал к городу. В конце концов, Владетель не должен никому давать отчета в своих действиях, да и убить всех бунтовщиков, разом покончив с подколодной змеей измены, — разумнее всего. И если половина из родственников казненных затаит зло на Владетеля, то вторая, те, кто займет освободившиеся замки, будут очень даже довольны.
И если половина из родственников казненных затаит зло на Владетеля, то вторая, те, кто займет освободившиеся замки, будут очень даже довольны.
— Будь ты проклят, кровопийца! — донесся крик, за ним послышалось молодецкое хаканье и тупой удар. Харальд помимо воли вздрогнул и сгорбился. Он ни на миг не усомнился, кого наградили столь нелестным образом.
Зашагал быстрее. Несмотря на то что убедил себя, что все сделал правильно, в груди саднило, и черным вороньем вокруг головы кружились дурные предчувствия.