Интересно, а свой богатырь у них имеется? Вряд ли, мальчишки уже похвастались бы. Повезло деревне, как устроили бы драку, опять по бревнышку раскатали.
А вот и деревенская площадь, и народ уже стоит, встречает. С кольями и топорами, все, как полагается. Собаки загодя доложили, что чужие идут, было время собраться.
— Ну, здравствуйте, гости дорогие, — это, должно быть, голова местный. Седой, борода лопатой, дороден, и глаза цепкие, умные. Точно, голова. Не молод уже, но крепок, куда там юнцам. Заговорил первым — значит, нежитью не считает, уже хорошо. Теперь убедить бы еще, что мы не колдодеи заезжие… может, в жабу кого превратить?
— И вам здравствовать, уважаемые, — солидно ответил Хреногор.
Вот этот страшный момент! Если сейчас какой дурак засмеется, лечить придется всю деревню. А кое-кого, возможно, и закапывать.
Но обошлось. Именно в этот момент Чепушка соскочил с коня и завопил во всю глотку:
— Папка, смотри! Это богатырь! Настоящий! У него есть боевая дубина и щит! И еще меч, мне его потрогать дали!
Напряжение сразу спало. Могли пришлые детям вред причинить? Конечно, могли, но ведь не стали? Значит, не душегубцы и не колдодеи городские, те, всем известно, до детской кровушки охочи. Могут ворами оказаться — но одеты небедно, хоть в дороге малость поизносились, так это дело обычное.
На богатыря карла, конечно, не очень похож, но видно, что витязь. Кольчуга, меч — а кем ему еще быть, только воином или разбойником, но последние если в деревню и заходят, то всей шайкой, нигде их с охотой не привечают.
Словом, уже не то, чтобы доверяют, но опасаться перестали.
— В самом деле богатырь? — уважительно спрашивает староста.
— Угу, — Хреногор уже понимает, во что вляпался.
— В самом деле богатырь? — уважительно спрашивает староста.
— Угу, — Хреногор уже понимает, во что вляпался. Места глухие, пришлые бывают нечасто, а тут настоящий богатырь! Разговоров до следующего года самое малое, пойдут теперь языком мести по соседним деревням, одна надежда, что не поверит никто.
— А спутник твой? — и на меня смотрит.
Тут и второй сорванец свое слово решил вставить:
— А это дядька едун!
Ну, спасибо, мой хороший. Хохот такой, что еще чуть добавь, и не хуже того свиста работать будет. Сижу красный, как мантия князя, и жалею, что не чарун. А то сжег бы всю деревню со злости и песочком для красоты посыпал. Эти ведь мало того, что едуном ни за что нарекли, еще и извращать это слово начали, к девкам гулящим отсылать.
— А еще чем занимаешься, едун? — спросил красный со смеха голова.
— Весельчаков разных в жаб превращаю, — вежливо ответил я. Странное дел — смех только что чуть не облаком висел, и сразу хлоп — и нету. Морды у всех такие, будто дерьма откушали с еловой лопаты. А мне казалось, такие веселые ребята шутки понимать должны.
— Ага, дядька едун обещал Чепушку в жабу превратить, — важно сообщил пастушок. — Чтоб не пинался и за пятки не щекотал. Он вроде бабы-яги, только дядька.
Молчание стало совсем уж страшным. Будто у всех языки отвалились. Честное слово, это не я, таких заклятий не ведаю. Хотя и хотелось бы.
— Дядька…эээ… едун? — неуверенно начал голова.
— Ведун, — поправил я. Ладно еще, ребенок правильно запомнить не может, а этот что себе думает?
— Да, ведун, — поспешно поправился голова. — Ты и в самом деле можешь так… в жабу?
— Могу, — ответил я равнодушно, как всемудрому ведуну полагается.
— Есть работа, как раз для тебя. Тут к бабам нашим оборотень один повадился, здоровый такой волчище… можешь его того… в жабу?
— Могу, — сознался я. — А зачем?
— Ну… чтоб они его привечать перестали. Бабы жаб жуть как боятся!
— Неужто страшнее волка? — хмыкнул я. Голова сразу сник.
— Не страшнее, — признал он. — Значит, не выйдет ничего?
— Превратить могу, — я пожал плечами. — Отвадить — нет. Да и расколдоваться ему просто — взять да перекинуться хоть в волка, хоть в человека.
— Жаль, — вздохнул староста, и мужики за его спиной разочарованно загудели. — Может, тогда богатырь поможет? Больно страшный зверь!
— Нет, — отрезал Хреногор. — Если б загрыз кого, или снасильничал — прибил бы на месте. А если вреда не приносит, значит, не чудовище.
— Да как же не приносит? — возмутился голова.
— А вот так вот. Бабы его привечают — с ними и разбирайтесь.
— Так что ж теперь, ждать пока загрызет кого? — вскипел голова. — Вон, Антиха-Водоношу так за ногу тяпнул, того и гляди Антихом-Хромым станет. Такиму-Дровосеку топор сломал! То есть, Таким сам его сломал, когда по оборотню не попал, но не будь проклятущего — целым был бы топор. А Лыпарь-Сошник? Полез к жене в постель, а там этот, лохматый. Так теперь ни с женой не может, ни с веселой девкой Антониной, и знахарь помочь не в силах.
Так теперь ни с женой не может, ни с веселой девкой Антониной, и знахарь помочь не в силах. И собак стал бояться.
— Так собрались бы всей деревней, да пришибли бы надоеду, — в сердцах махнул рукой богатырь. Ловить оборотня ему не хотелось, лес густой и незнакомый, волку там всяко сподручней, чем богатырю, а время идет, нам же девку вызволять надо, невесту Хреногорову. Тут же работы не на один день и не на два.